«Все вопросы должны решаться не по адатам, а в рамках закона»

// Заместитель генпрокурора РФ о том, как идет борьба с экстремизмом на Северном Кавказе

Накануне Дня работников прокуратуры, который отмечается 12 января, заместитель генпрокурора России Иван СЫДОРУК в интервью корреспонденту “Ъ” Александре ЛАРИНЦЕВОЙ рассказал о том, как надзорный орган противостоит экстремизму на Северном Кавказе, разбирается с похищениями людей и проверяет самих силовиков.

«НЕТ РАБОТЫ НА ОПЕРЕЖЕНИЕ»

— Судя по отчетам МВД и других силовых структур, уровень преступности в России в целом и на Северном Кавказе в частности постепенно снижается. Это заслуга правоохранителей или тенденция, связанная с другими причинами?

— На структуру и динамику преступности влияют различные факторы. Прежде всего это социально-экономическое положение. А в Северо-Кавказском федеральном округе оно очень непростое. В регионе только официально зарегистрировано более 270 тыс. безработных, хотя реально их гораздо больше. А средний размер зарплаты в регионах Северного Кавказа не достигает и 16 тыс. руб., тогда как по России он составляет более 25 тыс. руб. И даже эти деньги люди не всегда могут получить. И вы прекрасно понимаете, что гораздо легче вовлечь в преступную деятельность тех людей, у которых нет ни работы, ни постоянного источника дохода.

Следующее. В вопросах борьбы с преступностью на первом месте должна стоять профилактическая работа. Но сегодня профилактика преступности в округе, к сожалению, не отвечает сложившейся ситуации. Здесь недорабатывают и органы государственной власти, и муниципалитеты, и органы правоохраны.

На статистику преступности влияет и то обстоятельство, что сотрудники правоохранительных органов продолжают укрывать преступления от учета. Прокурорскими проверками в прошлом году было выявлено свыше 136 тыс. нарушений законодательства при приеме и регистрации сообщений о преступлениях, в том числе более 300 фактов так называемого прямого укрытия — нерегистрации преступлений. Отменено с направлением на дополнительную проверку почти 83 тыс. постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел. Выявлено свыше 5 тыс. скрытых преступлений, из которых более двух десятков убийств. Вот вам реальная картина!

Можно много говорить о динамике преступности в округе, приводить конкретные цифры, но это только статистика. А задача у нас в другом: каждое преступление должно быть зарегистрировано, расследовано и раскрыто, а виновные — привлечены к ответственности. Тогда можно говорить о реальных результатах.

— Получается, что правоохранительные органы все-таки недорабатывают?

— По каким-то направлениям правоохранительные органы стали работать лучше. Например, есть определенные положительные результаты в работе оперативных служб по выявлению преступлений экономической, коррупционной направленности и других «латентных» преступлений. На 15% увеличилось количество выявленных фактов взяточничества, на 37% — преступлений, совершенных организованными преступными группами. Однако нет работы на опережение, слабо ведется профилактика правонарушений. Я вновь говорю о профилактике, потому что сегодня значительно проще и, самое главное, дешевле предотвратить преступление, чем потом его раскрывать, расследовать, предавать виновных суду и исполнять наказание. Не говоря уже о возмещении материального и морального вреда.

— Согласно статистике, меньше стало и преступлений террористической направленности, почему?

— Если посмотреть статистику, то действительно в прошлом году несколько снизилось количество преступлений террористического характера. За 11 месяцев их зарегистрировано 517. Несколько сократилось и число совершенных посягательств на жизнь сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих. Полагаю, что такая динамика обусловлена прежде всего активизацией деятельности правоохранительных органов, чья работа стала более целенаправленной. Проведены успешные спецоперации по ликвидации бандглаварей и членов бандподполья, действовавших в Дагестане, Ингушетии, Чечне и Кабардино-Балкарии.

К длительным срокам лишения свободы приговорены участники преступного сообщества «Вилаят Галгайче», совершившие целый ряд резонансных преступлений, в том числе теракт в 2010 году на Центральном рынке Владикавказа. Кроме того, в республиках стал активно внедряться положительный опыт Чечни по привлечению к ответственности пособников экстремистов. Их не просто выявляют — они получают реальные сроки. Например, в мае 2012 года Нальчикский городской суд приговорил к пяти годам лишения свободы Боттаева, который на протяжении шести лет укрывал участников незаконных вооруженных формирований (НВФ.— “Ъ”) от правоохранительных органов, оказывал им медицинскую помощь. Есть и другие примеры. И если еще два года назад привлеченных к уголовной ответственности пособников в республиках Северного Кавказа можно было пересчитать по пальцам, то в прошлом году их было выявлено уже более 300. И свыше 100 дел в их отношении уже направлены в суды.

«Я ГОТОВ ВЕСТИ РАЗГОВОР С ЛЮБЫМ ПРАВОЗАЩИТНИКОМ ИЛИ ПОТЕРПЕВШИМ»

— С другой стороны, а это отмечалось в докладе генпрокурора Юрия Чайки в Совете федерации, по-прежнему мало дел о финансировании НВФ, вымогательстве боевиками у предпринимателей денег на так называемую борьбу. Люди боятся обращаться с заявлениями в правоохранительные органы, поскольку силовые структуры не могут обеспечить их защиту…

— Успешное противодействие терроризму, по моему мнению, должно базироваться на трех основных составляющих. Это подрыв финансовых основ терроризма, пресечение каналов поставки оружия и боеприпасов и ликвидация пособнической базы боевиков. При решении этих трех задач, уверен, проблема терроризма в округе будет разрешена. Безусловно, определенная работа по всем этим направлениям проводится.

Например, недавно прокуратура Карачаево-Черкесии направила в суд уголовное дело в отношении жителя Черкесска Абдуллаева. Даже находясь в местах лишения свободы, он через находящуюся на воле сожительницу перечислял деньги для приобретения оружия и боеприпасов для участников НВФ. Однако вопросов здесь пока более чем достаточно. В этом году выявлено немногим больше десяти преступлений, связанных с финансированием бандитов. И мы прекрасно понимаем, что это лишь вершина айсберга.

Сложность здесь в том, что зачастую потерпевшие скрывают сами факты вымогательства. А если дело возбуждено и расследуется, подчас проблематично получить объективные показания свидетелей. Люди боятся за свою жизнь, за родственников, за свой бизнес, наконец. Разумеется, те, кто обращается за защитой в правоохранительные органы, ее получают. Но вы же понимаете, поставить пост полиции к каждому торговому киоску нереально.

— Соблюдение законности во время спецопераций вызывает немало вопросов. Когда, допустим, в доме блокируют боевиков, потом с ними проводят переговоры о сдаче, подключая к процессу их родственников и общественников, все понятно. А когда расстреливают машины с предполагаемыми участниками НВФ, которые якобы первыми открыли огонь, но ни в кого не попали, это выглядит не очень правдоподобно…

— Как правило, члены незаконных вооруженных формирований при задержании оказывают ожесточенное сопротивление. Что в этом случае остается сотрудникам специальных подразделений?..

Разумеется, по всем фактам посягательств в отношении сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих возбуждаются уголовные дела. В рамках их расследования выясняются все обстоятельства происшедшего, в том числе дается оценка законности применения оружия. И сегодня я могу сказать, что фактов неправомерных действий сотрудников правоохранительных органов в ходе спецопераций прокуратурой не установлено. Их попросту нет!

— Но, по информации правозащитников, все обстоит по-другому!?

— Можно много говорить о том, что где-то кого-то убили, расстреляли, что силовики вышли за рамки предоставленных им полномочий… Поверьте, для нас не стоит вопрос таким образом, чтобы кого-то защищать по принципу чести мундира. Я вам могу для примера привести случай, когда года два назад сотрудник прокуратуры из Чечни совершил убийство милиционера. Мы возбудили в отношении него уголовное дело и привлекли к уголовной ответственности. Так что я готов вести разговор с любым правозащитником или потерпевшим, но только по поводу конкретных фактов.

— Комиссии по адаптации бывших участников НВФ созданы по всему Северному Кавказу, однако результаты их работы не впечатляют. Да и сдачи боевиков, как правило, вынужденные…

— По тем данным, которые у нас имеются, в прошлом году добровольно прекратили участие в деятельности бандгрупп более 40 человек, из которых большинство не боевики, а их пособники. При этом нельзя не согласиться с вами в том, что участники незаконных вооруженных формирований сдаются, как правило, вынужденно, в ходе проведения спецопераций. Понятно, что кто-то из них «заблудился», кого-то обманули или что-то пообещали. В то же время большое количество лиц, которые ушли в лес, сделали это вполне сознательно.

Если говорить о комиссиях, то здесь необходимо понимать, что к их задачам относится оказание содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность. И это, безусловно, необходимая работа. Но одно дело, если у сдавшегося нет крови на руках. И совершенно иное, если лицо совершило преступление, например убийство, и приходит в комиссию, чтобы сказать: «Вы меня простите, я ошибся». Человек в любом случае должен нести ответственность за содеянное. Другого не будет.

— Другие общественные комиссии пытаются примирить кровников. А в этом вопросе есть прогресс?

— В вопросах примирения кровников есть результаты в Чечне. В частности, в результате работы, проведенной в Шалинском и Урус-Мартановском районах, произошло примирение 4 семей кровников и враждующих сторон. Безусловно, это положительная работа, поскольку сегодня, к сожалению, традиции и обычаи для отдельных лиц становятся выше, чем требования закона. Ведь кровная месть – это уголовное преступление, и совершенно не важно, что человек расправляется с другим преступником. Может кто-то считает, что преступник мало получил, но это не дает обиженным права совершать убийство. Наша идеология, идеология государства заключается в том, что все вопросы должны решаться не по адатам, не шариатским судом, не конкретным лицом, а в рамках закона. Вот и все.

— Несмотря на принимаемые силовиками меры, на Северном Кавказе продолжаются исчезновения людей. Родственники пропавших обычно заявляют, что за похищениями стоят силовики, что они стали жертвами внесудебных казней. Прокуратура держит на контроле расследование исчезновений, а были случаи, когда выяснялось, что к подобным ЧП причастны силовики?

— Проблема исчезновения людей действительно стоит довольно остро. Если обратиться к цифрам, то остаток неразысканных лиц за все годы превысил 5 тыс. человек! При этом надо отметить, что подавляющая часть исчезнувших и не обнаруженных до настоящего времени лиц в Северной Осетии и Чечне приходится на периоды вооруженных конфликтов. Установить местонахождение этих людей сегодня практически невозможно, хотя в свое время по фактам их исчезновения возбуждались уголовные дела. Но сроки давности по ним уже истекли.

Зачастую к нам приходят родственники этих людей, которые говорят: мы не требуем никого привлечь, мы просто хотим найти место, где они похоронены. Но, к сожалению, мы не всесильны. Во время боевых действий на кладбищах не хоронили.

Есть и другая сторона проблемы, когда в правоохранительные органы поступают заявления от граждан о пропаже родственников, а фактически выясняется, что человек ушел в лес к боевикам. За примерами далеко ходить не надо. В сентябре 2011 года в органы внутренних дел Ингушетии поступило заявление от родственников Адама Экажева о его исчезновении. А 23 октября этого же года Экажев взорвал автомобиль на посту ДПС на границе Ингушетии и Северной Осетии. В результате погиб полицейский, а еще трое были ранены.

Если говорить непосредственно о похищениях, то их причины самые разные: от вымогательства в качестве выкупа денежных средств и склонения к вступлению в брак до принуждения к участию в НВФ и воспрепятствования осуществлению государственной и общественной деятельности. Что касается заявлений о похищении граждан сотрудниками правоохранительных органов, то ни один такой факт подтверждения не нашел.

— В России любят говорить о том, что хватит кормить Кавказ. Якобы все, что выделяется из федерального бюджета, все равно разворуют. Вы согласны с этим?

— Это популистские лозунги. Северный Кавказ далеко не единственный регион, куда направляются федеральные деньги, они идут и в другие дотационные регионы России. С другой стороны, фактов, когда бюджетные деньги на местах расхищаются, действительно множество. Уровень распространенности коррупционных проявлений в округе вообще является крайне высоким. Прокурорами в ходе проверок исполнения законодательства о противодействии коррупции выявляются десятки тысяч нарушений, вносятся соответствующие акты прокурорского реагирования, а при наличии оснований инициируется возбуждение уголовных дел. Безусловно, одной из основных сфер, наиболее подверженных коррупции, является сфера распределения и расходования бюджетных средств. Потери бюджета исчисляются сотнями миллионов рублей.

Но хочется сказать и о другом. Если посмотреть судебную практику, то она выглядит противоречиво: украли на десятки миллионов, а приговорены к сотням тысяч рублей штрафа. Мы, конечно, обжалуем такие решения вплоть до Верховного суда России, но тем не менее подобные приговоры выносятся. И еще один вопрос — возмещение ущерба по коррупционным делам. Ведь сегодня реально возмещается не более 2–3% от общего размера ущерба. Такова статистика.

— Среди боевиков, действующих на Северном Кавказе, сейчас немало выходцев из других регионов, в том числе русских, принявших ислам. Они уходят в лес, становятся смертниками, в том числе под воздействием проповедей Саида Бурятского, уничтоженного несколько лет назад. Получается, что идеологически местное духовенство и власти, имеющие в своем распоряжении СМИ и административный ресурс, проигрывают?

— Традиционно сложилось так, что значительная часть населения Северного Кавказа исповедует ислам. Именно это обстоятельство используется экстремистами для продвижения идей радикального фундаментализма. Наряду с этим не снижается пропагандистская и вербовочная деятельность лидеров и активных сторонников бандподполья на всей территории России. Под их влияние попадает молодежь из самых разных регионов. В октябре прошлого года у нас в округе было возбуждено уголовное дело в отношении участников так называемого Новосибирского джамаата, которые планировали оказывать содействие членам бандподполья, действующего на территории Ингушетии. К счастью, спецслужбы своевременно пресекли их действия.

Основным каналом, с помощью которого экстремисты привлекают новых последователей, является интернет, где псевдорелигиозные воззрения распространяются с помощью различных социальных сетей. И там же можно найти проповеди Саида Бурятского, которого сторонники радикального ислама чтили больше, чем любого религиозного деятеля. Через интернет пропагандируется и идея создания так называемого «Имарата Кавказ»…

Мы со своей стороны ведем работу по выявлению экстремистских сайтов, добиваемся судебных решений по их запрету. В то же время я согласен, что сегодня мы действительно проигрываем в идеологическом плане, хотя и меры принимаем, и сайты закрываем, и признаем литературу экстремистской. Но наша идеология заканчивается часто, когда мы сообщаем о проведении очередной спецоперации… А заниматься идеологией должны все-таки не силовики и правоохранители, а представители исполнительной власти и органы местного самоуправления, а также духовенство. Я же не могу выходить в СМИ, чтобы разъяснять, что такое ислам и каковы его истинные ценности.

— Суды присяжных по делам о терроризме отменили во многом из-за Северного Кавказа. Сейчас высказываются идеи распространить данный запрет и на рассмотрение других дел так называемой террористической направленности. Суды действительно так часто оправдывают обвиняемых?

— В прошлом году судами Северо-Кавказского округа рассмотрено более 150 дел о преступлениях экстремистской направленности и террористического характера, при этом вынесено лишь пять оправдательных приговоров в отношении семи обвиняемых. Причем хочу отметить, что из пяти оправдательных приговоров только три — на основании вердиктов присяжных.

На мой взгляд, для постановления судебного решения, независимо от того, будет дело рассмотрено судом присяжных или судьей единолично, должны быть доказательства и грамотная правовая оценка события. И сегодня, с моей точки зрения, нет оснований для того, чтобы говорить о расширении категории дел, которые рассматриваются без суда присяжных. Тем более что введение института присяжных было одним из условий вступления России в Совет Европы.

Тем не менее, возможно, настанет момент, когда все категории дел будут рассматриваться судьей единолично. Посмотрите зарубежную практику. Там очень много дел рассматривается судьей даже без всякого предварительного расследования. У нас же расследование уголовных дел может длиться годами. По любому делу, вплоть до банальной кражи велосипеда, нужно возбудить уголовное дело, собрать все характеристики, провести целый комплекс следственных действий, назначить и провести экспертизу… зачем? Во всем должен быть комплексный подход с учетом ситуации, которая сложилась.

— В Северо-Кавказском округе прокуроры, как правило, русские, насколько им комфортно работать в национальных республиках? Удается достичь взаимопонимания с местными властями?

— Да, сегодня на Северном Кавказе большинство прокуроров действительно русские. Но критериями для назначения на должность прокурора субъекта являются профессионализм кандидата, его честность и порядочность, а отнюдь не национальная принадлежность. Например, в Чечне не так давно на должность прокурора был назначен выходец из республики Шарпудди Абдул-Кадыров.

В целом же никаких проблем с властью на местах у наших сотрудников в регионах не возникает. Если в работе представителей исполнительной власти прокурорами выявляются нарушения, то, как правило, реакция на акты прокурорского реагирования поступает адекватная.

«Коммерсантъ-Online», 11.01.2013