«Опасность выборов — в разложении общества»
// Глава Ингушетии Юнус-Бек ЕВКУРОВ уверен, что регионы еще не готовы к выборам руководителей
Осенью этого года в восьми субъектах РФ должны пройти прямые выборы губернаторов. Глава Ингушетии Юнус-Бек ЕВКУРОВ рассказал корреспонденту «Ъ» Мусе МУРАДОВУ, почему он против прямых выборов глав регионов и что ему может помешать выдвинуться на второй срок.
«У РУКОВОДСТВА СТРАНЫ МОЖЕТ БЫТЬ СОВЕРШЕННО ДРУГАЯ ОЦЕНКА»
— В конце прошлого года вы признались, что не приняли решение — баллотироваться на пост главы Ингушетии или нет. Все думаете?
— Говоря о возможном участии в предстоящих выборах, я пообещал объявить о своем решении в феврале-марте 2013 года. Время, как видите, еще не настало. Есть определенные конституционные нормы для начала выдвижения кандидатов на должность главы Ингушетии. Кроме того, я действующий глава региона и думаю не только о выборах, но и обязан выполнять повседневную работу. Вот сейчас занимаюсь вопросами открытия первой в Ингушетии горнолыжной трассы.
— То есть вы пока не знаете позицию руководства на этот счет?
— Позиция руководства станет известна всем, когда, согласно новым нормам, партия «Единая Россия», в политсовет которой я вхожу, выдвинет своего кандидата на выборах в Ингушетии.
— Из вашего ответа следует, что Кремль пока не определился по поводу кандидатуры?
— Выборы — важное политическое мероприятие. Я уверен, что спонтанных решений приниматься не будет. Поддержку федерального центра получит тот, у кого больше шансов на победу.
— А вы знаете кандидатуру Кремля?
— Кандидата на пост главы выдвигает партия, а она, в свою очередь, естественно, проведет согласование с президентом страны.
— А лично вы хотите или не хотите, независимо от кремлевского расклада? Если вы лично не хотите, Кремль же не может вас заставить пойти?
— Для себя решение я принял. И скажу об этом, когда настанет время. Мы ведь ведем речь о политике, а в ней, как известно, не бывает простых решений: хочешь или не хочешь. Участие в выборах зависит от многих слагаемых и не в последнюю очередь — от желания самого кандидата.
— То есть вы сначала хотите дождаться позиции Кремля?
— Я могу о себе что-то думать, полагать, что много сделал, оценивать себя и свою работу, а у руководства страны может быть совершенно другая оценка.
— В конце прошлого года возникла дискуссия вокруг возвращения к назначению глав субъектов, в частности в Северо-Кавказском регионе. Что думаете по этому поводу?
— Я бы не хотел такого исключения.
— Почему?
— На мой взгляд, по всей стране должен действовать один закон. Мы же одна страна! Нельзя выделять кавказские республики. Правила везде должны быть одинаковые.
— Сторонники отмены прямых выборов считают, что Ингушетия в числе тех республик, где прямые выборы могут спровоцировать негативные процессы. Вы согласны с этим?
— Нет, я так не считаю. Я лично ни в коем случае не хотел бы воспользоваться этим эксклюзивным правилом и быть назначенным, когда мои коллеги в других регионах будут выбираться. В этом случае я бы считал, что что-то у кого-то украл.
— Вы убежденный сторонник прямых выборов?
— Нет. Как раз я за то, чтобы вернуться к системе назначения губернаторов. Но только по всей стране. Есть глава государства, которого выбирает народ. Вот он выбран, и у него должна быть прерогатива назначать. Никогда администрация президента не назначит в субъект бездельника, который будет плохо работать. Нет выгоды от этого.
— А в чем опасность выборов?
— Опасность выборов — в разложении общества.
— Выборы, вообще-то, считаются признаком демократии…
— Нет, когда речь идет о выборах в регионах — это не демократия. А вот на уровне страны — это признак демократии! Мы высочайшую современную демократию показали на выборах президента страны. В самые короткие сроки были выставлены веб-камеры на избирательных участках, люди видели, как шло голосование….
— Почему в регионах тогда так же не могут избирать своего лидера?
— В регионах пока рано. К этому надо идти, может быть, 10-20-30 лет. Мы помним, как раньше в некоторых регионах избирали глав. Криминальные авторитеты нагло выгоняли машины с водкой и за бутылку голос покупали. А потом экономически посчитайте, сколько мы средств на это тратим. Но, повторяю, я не хочу, чтобы такой порядок вводился на отдельно взятой территории. Если прямые выборы, то пусть везде, в том числе и в Ингушетии.
«ЭТО НЕ ОППОЗИЦИЯ — ЭТО ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПРЕСЛЕДУЮТ СВОИ ЦЕЛИ В ПОДДЕРЖКУ БАНДИТОВ»
— А оппозиции не боитесь?
— Я оппозицией могу назвать тех людей, которые в диалоге с властью указывают на недостатки и пытаются эти недостатки решать.
— Ингушская оппозиция ведет себя не так?
— Так называемые оппозиционеры нигде не видят позитива.
— Ведь на то и оппозиция, чтобы указывать на недостатки.
— Нет, это не оппозиция. Это предвзятое отношение.
— Оппозиция должна хвалить власть?
— Нет, оппозиция должна радеть за судьбу того субъекта, где она живет. В чем смысл оппозиции заключается? Если, например, наносится вред памятникам архитектуры или природе, то оппозиционеры должны выступать. Вот возьмем защитников Химкинского леса. Можно по-разному относиться к их деятельности, но нельзя не согласиться с тем, что они все-таки важную проблему ставят — сохранение природы.
— А когда оппозиционеры в Ингушетии кричат о нарушениях закона представителями правоохранительных органов, это разве не важная деятельность? Ведь достаточно случаев, когда силовики убивали мирных жителей, как потом выяснялось, по ошибке.
— Да, оппозиция любит кричать по поводу действий силовиков, обвинять правоохранителей во всех смертных грехах. При этом ни один из них не вышел, когда бандиты убивали мирных граждан. Посмотрите, что они сделали в прошлом году на похоронах участкового милиционера, когда взорвали бомбу, убив семь человек. Хоть один оппозиционер пошевелился протестовать против действий этих извергов?! Вот в этом и есть разница — предвзятость во всем. Я оппозиции говорю: идите вместе с милицией поработайте. Когда одного из вас убьют эти же бандиты, тогда вы так говорить не будете. Поэтому здесь для меня это не оппозиция — это люди, которые преследуют свои цели в поддержку бандитов. Не более того, поверьте.
— Один из лидеров ингушской оппозиции Магомед Хазбиев заявил о намерении бороться за пост главы республики. Как вы к этому относитесь?
— Он имеет право по закону. Дело не в нем. Я уже не раз говорил: если бы его (Хазбиева.— «Ъ») энергию в правильное русло направить, то было бы неплохо. Я не раз ему предлагал заняться делом. Но у него есть свои амбиции, я бы даже сказал, не его амбиции — кто-то его ведет. Я уверен даже, что он сам не вправе решать что-то — что ему говорят, то он и делает. Я говорю этой же оппозиции: давайте пойдемте вместе на дорогах поработаем. Просто наведем порядок. Встанем вместе с гаишниками, которых мы критикуем. Мы говорим: коррупция в образовании. Да, возможно. Предлагаю: идите со мной на ЕГЭ. Нет же, не хотят. Им хочется только критиковать!
— А вы как считаете: то, что вами сделано на посту главы республики, дает вам моральное право претендовать на новый срок?
— Скажу так: то, что сделано за четыре года,— это огромный пласт работы, огромный объем.
— Считаете, что можете рассчитывать на поддержку?
— Может, это и не особо здорово хвалить, а тем более на Кавказе это не принято, я скажу, что более чем достойно эти четыре года отработали. Судя по тому, что мы сделали, говорю. Вот последний факт. Новый год начался для нас знаменательным событием: впервые за время существования из Ингушетии в Москву отправился фирменный пассажирский поезд. Это большой плюс для республики, плюс для регионов по маршруту движения этого поезда. Вопреки нашим ожиданиям, состав был заполнен до отказа. Я сам приехал в этом поезде в Москву. Разговаривал с пассажирами из других областей, все благодарили нас.
— Этот поезд может как-то повлиять на развитие экономики?
— Конечно. Мы должны чуть дальше смотреть. Пассажиры из других регионов, видя тот высочайший комфорт, обслуживание, видя ту рекламу позитивную, которая идет про республику, изменят свое отношение к региону в лучшую сторону. Уверен, что многие потенциальные инвесторы, которые проживают в этих субъектах — из Ростовской области, Краснодарского края, со Ставрополья,— потянутся к нам.
— Ингушетия — один из самых дотационных регионов и, судя по всему, изменить эту ситуацию не получается?
— Четыре года назад республика дотировалась на 94,6%, сегодня мы снизили этот показатель до 84%. По итогам года, думаю, снизим еще до 82%. Поэтому многое получается.
— Не очень, скажем, утешительные достижения.
— Темпы снижения ослаблены не потому, что мы плохо собираем налоги или не зарабатываем сами, а потому, что здесь есть одна проблема: мы очень сильно отстаем по социальным объектам от других регионов. Просто колоссальная нехватка школ, больниц и детских учреждений. Поэтому мы строим много социальных объектов. Только в 2012 году сдали шесть школ более чем на 3 тыс. ученических мест, шесть садиков, огромное количество оздоровительных комплексов. Эти объекты еще надо содержать!
У нас получается, что социалка опережает экономику. И тем не менее мы не поднимаем дотационность, а даже на два-три пункта в год снижаем ее. Сейчас мы начинаем строить крупные предприятия. Заводы и фабрики. И в 2013 и 2014 годах у нас уже пойдет реальное снижение дотационности.
— Что это за объекты?
— Крупный мясомолочный комплекс на 800 голов. И начинаем строительство комбината детского питания. Закладываем также строительство завода по выпуску энергосберегающих лампочек. Это серьезный проект. Это только по линии федеральной программы. А по частным инвестициям у нас также идет серьезный процесс. В прошедшем году Минфином уже утвержден проект по госгарантиям частному инвестору почти на 6 млрд руб. В 2013 году мы ожидаем рост объема частных инвестиций в экономику республики до 4,6 млрд руб. Для сравнения: в 2012 году у нас частных инвестиций было всего на 2,3 млрд руб., а в 2010-м — всего 600 млн руб. Инвесторы, которые сегодня у нас есть,— это реально рабочие инвесторы. Что радует — много проектов там с бюджетами до 100-200 млн руб. и даже меньше. И это хорошо, когда в бизнес вовлечены предприниматели с небольшими капиталами.
— О каких проектах идет речь?
— Прежде всего, проекты, связанные с агропромышленным комплексом,— садоводство, современные животноводческие предприятия.
«ДАВАЙТЕ БУДЕМ СЧИТАТЬ, ЧТО ГУЦЕРИЕВ ЕЩЕ НЕ СОЗРЕЛ, А ЗАВТРА-ПОСЛЕЗАВТРА СОЗРЕЕТ И БУДЕТ ПОМОГАТЬ РЕСПУБЛИКЕ»
— Почему не вкладывается в родную республику такой известный бизнесмен, как Михаил Гуцериев?
—Я не вижу с его стороны антагонизма, наоборот, он радуется тем позитивным переменам, которые происходят в Ингушетии. Давайте будем считать, что он еще не созрел, а завтра-послезавтра созреет и будет помогать республике. Мы в довольно хороших отношениях и часто общаемся.
— Но вы его не спрашивали, что его сдерживает, почему он не несет деньги в республику?
— Я не лезу с этими вещами к бизнесменам: это их деньги, как они заработали и как должны тратить, они лучше знают. Когда он захочет республике помогать, думаю, он серьезно себя реализует. Сегодня есть возможность реально вкладывать и зарабатывать.
— А есть в Ингушетии поле для деятельности таких крупных бизнесменов, как Гуцериев?
— С такими финансовыми возможностями, как у Гуцериева, можно создать хороший технопарк с рабочими местами. Это, например, текстильное производство, чтобы занять женщин. Строительное производство, тот же туристический бизнес. Это реальные вещи, которые сегодня можно делать. Но я думаю, что будет он работать в республике, придет он.
— Некоторым экспертам кажется, что ожидания от вложений в туристический бизнес на Северном Кавказе, в частности в решении такой проблемы, как занятость, неоправданны. Что, горцы пойдут в официанты?
— Зря сомневаются. Уже сейчас видим, что большое количество людей в нашей республике, в том числе жители гор, нашли себе занятие благодаря началу строительства горнолыжного комплекса в Джейрахском ущелье. Одни заняты на стройках, другие поставляют строителям продукты питания с собственного подворья. Потом придут туристы, которых тоже надо будет кормить. Значит, будет развиваться агропромышленный комплекс. Изделия народного промысла будут востребованы, надо же сувениры приобретать.
«А ЧТО ДЕЛАТЬ С МЕРТВЫМИ?» — «ХОРОНИТЕ»
— Вы уверены, что в ингушские горы повалят туристы? Там ведь можно и на боевиков нарваться.
—Джейрахский район в этом отношении более спокойный.
— А где они тогда прячутся?
— В приграничных с Чеченской Республикой селах, частично в Малгобекском районе, Назрановском районе и т. д. Это такие мигрирующие банды. Но и оттуда их скоро выведут, правоохранительные органы работают.
— Как бы вы оценили возможности боевиков?
— Я скажу так: у них возможности нанести урон имиджу и экономике, авторитету республики, к сожалению, есть.
— А сколько боевиков осталось — десятки, сотни?
— Не сотни, их десятки. Мы проводим мощную работу, я об этом сейчас не буду говорить, но возможности ликвидировать боевиков есть хорошие. Сегодня и МВД по республике получает современное оборудование, Федеральная служба безопасности по республике упакована. И эта помощь серьезная и внушительная. А главное, профилактика дает возможность минимизировать уход ребят в банды и как максимум вытянуть оттуда людей.
— Ими руководит Доку Умаров?
— Да.
— А где он прячется?
— По нашей информации, у него есть базы, в том числе в горно-лесистой местности на границе Ингушетии. Есть информация, что иногда спускается в села. Конечно, он мигрирует.
— Этот Умаров стал каким-то неуловимым. Столько лет за ним гоняются и не могут захватить или убить. В чем дело?
— Мы в свое время и про Хаттаба (арабский полевой командир.— «Ъ») так говорили, и про Масхадова, и про Басаева, но все равно кара небесная пришла и нашла их. И здесь будет то же.
— У него могут быть информаторы?
— Я бы не сказал, что у этого бандита есть информаторы на таком уровне, на котором принимаются решения по проведению силовых операций. Конечно, у него интуиция есть и своя разведка.
— И все же были случаи, когда выявлялись сообщники бандитов в органах правопорядка?
— Были. Некоторые ликвидированные главари банд, как потом выяснилось, пользовались услугами продажных сотрудников низового уровня.
— А кто главарей этих сейчас финансирует? Понятно, из-за рубежа уже таких денег не поступает, как 10-15 лет назад.
— В прошлом году в Малгобекском районе сильную группировку ликвидировали. Выяснилось, что эта группировка существовала в том числе и на деньги, которые они вымогали у местных предпринимателей. Эти факты позволяют делать вывод, что все-таки есть ряд предпринимателей, которые платят бандитам. ФСБ и МВД занимаются выявлением таких фактов.
— С вашими методами борьбы с боевиками выражал несогласие глава Чечни Рамзан Кадыров. В чем особенность вашего подхода?
— Я не буду говорить о методах Рамзана Кадырова, Арсена Канокова (глава Кабардино-Балкарии.— «Ъ») или Магомедсалама Магомедова (глава Дагестана.— «Ъ»). Каждый человек по-своему действует. Есть два учителя по истории, или есть два имама, которые учились у одного и того же ученого, но каждый по своему потом учит — это человеческий фактор. И у меня есть свой метод. Я четко настроен на то, чтобы минимизировать уход ребят в лес. А этого, на мой взгляд, можно достичь профилактикой. Иначе говоря, нельзя провоцировать ребят делать то, что их может толкнуть на преступный путь.
— Вас упрекали в заигрывании с родственниками боевиков, в том смысле, что вы разрешаете хоронить боевиков и даже сами посещаете их похороны.
— Мертвые — это просто оболочка, это тело, душа уже там. Я не знаю, что у него было в голове, в мыслях или на языке, когда он умирал. Может, он каялся, жалел о том, что творил. Кто знает. Я не знаю, что ему дал Всевышний — рай или ад. И говорить, хоронить или нет, не мое право. Поэтому, когда мне задали вопрос: «А что делать с мертвыми? — я сказал: «Хороните».
Были, например, предложения убитых боевиков не хоронить на общих кладбищах. На мой взгляд, это неправильно.
— Пограничный спор с Чечней закончился?
— Мы свои документы отработали, направили их в Москву и ждем решения.
— Есть мнение, что хорошим решением пограничного спора между Чечней и Ингушетией было бы объединение двух республик. Вы как думаете?
— Есть группа людей, в том числе и в Ингушетии, которые спекулируют на теме объединения двух республик. Но это бессмысленная дискуссия, и я не хочу ее комментировать.
— В начале своей карьеры на посту главы Ингушетии вы грозились искоренить коррупцию. Получилось?
— Коррупция была и есть. Даже тогда, будучи неискушенным политиком, я не мог сказать, что искореню коррупцию. Было бы глупо утверждать, что ее нет. Но она минимальная по сравнению с теми масштабами, которые были. Расследуются громкие дела по хищениям в управлении Пенсионного фонда, по злоупотреблениям при выдаче сертификатов для получения материнского капитала. Одним словом, есть громкие дела, и я надеюсь, что все эти коррупционеры получат по заслугам.
«Коммерсантъ», 22.01.2013