Владик. Кавказ.
В четверг, 9 сентября в начале двенадцатого утра на центральном рынке Владикавказа прогремел взрыв. Пятый за последние 10 лет. В команде «Профессии Репортер» вопрос о том – ехать или не ехать – на стоял. Мы поехали. Тремя съемочными группами. Продюсеры Евгений Баламутенко и Денис Баринов, операторы Максим Катаев, Юрий Волошин и Тимур Аметов. В субботу 13-го фильм «Взрыв» был в эфире «Профессии Репортер».
Автор фильма Катерина ГОРДЕЕВА рассказывает о том, зачем надо было ехать и снимать этот фильм за один день.
«Стойка регистрации в гостинице «Владикавказ» такая высокая, что мне приходится вставать на цыпочки, чтобы заполнить полный идиотских интимных подробностей бланк проживающего. Откуда-то сверху раздается: «А хатытэ, я вас падныму!». Наверху улыбается огромная бритая голова, принадлежащая спортсмену сборной Осетии по борьбе. Во Владикавказе борцовский турнир. Спортсменам положено жить как бы на сборах в гостинице. Но гостиница «Владикавказ такая убогая и неуютная, что с крошечных деревянных кроватей у спортсменов свисают руки-ноги, они бьются головой о разнообразные косяки, а гуляющие в бесконечную ночь с четверга на понедельник свадьбы мешают спортсменам выспаться. Поэтому спортсмены только регистрируются в гостинице, а ночевать идут домой. Как-то спокойней. Правда, сегодня спортсмены упрямо тусуются в гостинице и никуда не идут. Хотя свадьбу отменили. И завтрашнюю свадьбу тоже отменили. Крахмальные салфетки гостиничного ресторана застыли на столах в неудобных позах, объявление об отмененных свадьбых морщится от дождя на стеклянной двери. Борцы и прочие вынужденные постояльцы гостиницы бездумно слоняются из угла в угол, поглядывая в верхний угол, в котором нахохлился телевизор. Из телевизора плюются новости. Все делают вид, что их не смотрят и не слушают, но каждый подхватывает цифры, факты, крики, версии. И все комментируют. Про себя. Вполголоса. От выпуска к выпуску новость про их город сползает вниз по новостной верстке. Потому что вначале про модернизацию, а потом про гречку, что в дефиците. Но они в каком-то смысле уже привыкли быть не в авангарде новостей большой страны, что бы не случилось. Они проглатывают весь этот ком про гречку и модернизацию, а потом слушают по сотому разу стандартные устно+видео из федерального телевизора: «по последним данным в результате взрыва во Владикавказе погибли 17 человек, пострадало 104, четверо в тяжелом состоянии, 11 раненных реанимационным самолетом МЧС отправлены в Москву, за их жизнь борются столичные медики. Глава Следственного комитета заявил…»
Дальше никто не слушает. Все все знают. Это же стандартнавя формула. Знойный мясник из мясной лавки «Мясная лавка» раскладывает в пять разных кучек поражающие элементы от пяти разных (с 1999го года) взрывов на центральном рынке Владикавказа, которые он видел. Поражающие элементы такие же одинаковые, как и слова из следственного комитета в телевизоре. Мясник механически перекладывает элементы и как-то очень привычно злится. Ему осточертело бояться, осточертело расстраиваться. И ему, конечно же, очень обидно в пятый раз на одном и том же месте оплакивать знакомых, вставлять окна, выбрасывать почерневшие от взрыва туши, мести усыпанный элементами пол. И все это вроде как в одиночку. И он устал. Он дает интервью, распаляясь, а потом из вредности отказывается представиться. Я говорю: «Ну послушайте, вы ведь уже все рассказали, мы все сняли, я ж должна сказать, как вас зовут, а то некрасиво» — «Никак не зовут, никому это не надо». Мясник давно учился в Москве на лесного инженера, он из семидесятников. Венулся на родину, увяз в 90-х, переквалифицировался из инженеров в мясники. Живет как-то по привычке. Без жара, но очень честно любит свою Осетию. Без горячности, но очень верно объясняет, отчего он останется здесь, на взрывающемся рынке мясником, а не поедет в Москву в многотысячном потоке уставших от своей жизни граждан Кавказа: «Мы в разных странах живем. Вы нас не примите! Вы нас ненавидите». Я бессильно развожу руками. Ну что ему за утешение, если я скажу, что лично я не ненавижу. Он ведь бывал в Москве, он все знает…
Звонит продюсер Женя. В палату к пострадавшему от взрыва Сергею Озиеву его проводил брат Сергея. Иначе было бы не пройти. Кругом навороченная охрана и самые современные системы видеонаблюдения. Это, наверное, самая крутая больница, которую продюсер Женя видел в своей жизни. Это больница Беслана. Ее построили после ВСЕГО ТОГО, ЧТО БЫЛО. Кто знает, может, если бы и раньше в Беслане была такая крутая больница, тех, кто умер от ран было бы меньше. А может и нет. И брат Сергея Озиева, и сам Сергей Озиев не знает. Он владеет другим удивительным знанием: вот осколки от бесланского штурма были помельче и следы оставляли поглубже. А тут – иное дело. Большие неглубокие штрихи по всему телу и осколок рядом с глазом. Сергей очень неэмоционально рассказывает продюсеру Жене про Беслан. Сергей за шесть лет научился обходить в своих разговорах Беслан стороной. В Беслане у Сергея погибла жена и младший сын. Старший сын Володя стал инвалидом. Теперь он сидит у папиной койки, смотрит, гладит по руке. И никаких эмоций у них нету. Как будто каждому из них: взрослому мужчине и подростку, — сердце завернули в восковую пленку. Чтобы нечувствительно. Чтобы не больно. В палате у Озиевых тоже бубнит телевизор. Там милицейский чин трясет в камеру номерным знаком взорвавшейся «Волги». Вот от того угла, в ста пятидесяти метрах от «Волги» и шел Сергей Озиев. Шел в мужской клуб играть в шашки. Так он отвлекался от дурных мыслей о Беслане, о погибшей жене и сыне и о другом сыне-инвалиде. И еще о том, что раз в месяц, как минимум, в их городе что-нибудь взрывают. И, похоже, никто с этим ничего не может сделать. И, главное, не собирается делать. А милицейский чин в телевизоре, тем временем, добавляет, что владелец «Волги» оказался из ингушского села Экажево. «Да что они, блядь, других мест не знают?», — сплевывает сидящий рядом со мной и делавший вид, что не смотрит телевизор, местный авторитет К. Из Экажево, по официальным сводкам, почти все террористы. И Шамиля Басаева, разорванного на фрагменты, тоже нашли у Экажево. И в позапрошлый раз рынок взрывал кто-то из Экажево. И из Экажево, якобы, были те, кто дважды взрывал «Невский экпресс». Короче, Экажево – это такая записная страна злодеев. И даже не горцу удивительно, отчего это осетины до сих пор не идут в Экажево и не дают всем там по голове, от Владикавказа идти-то всего 30 км. Но они не идут. Потому что это будет еще одна идиотская резня. А тут и без нее много крови. А правда она, вероятно, где-то в другом месте.
«Правда?» — пожимает плечами мясник Отар (он все-таки сказал свое имя!) – «Ты хочешь рассказать правду?». Разворачивается и уходит. Из окошка торговой палатки высовывается отаровская родственника, протягивает завернутый осетинский пирог: «Поешьте, детки. И спасибо вам, что приехали». «Поешь, поешь», — кричит снизу Отар. Завернутые тряпичный узел яблоки успеет засунуть мне в сумку лицейская учительница Валентина Александровна. У нее в квартире на пятом этаже взрывом уже не в первый раз вынесло все стекла, разломался холодильник. Сегодня весь день по ее квартире ходят в обуви унылые коммунальщики, споро вставляют стекла, осколки сыпятся на червивый паркет, Валентина Александровна покорно все метет, трет, вздыхает: «Спасибо, что вы нашли время приехать». И яблоки заставляет взять. Яблоки хранились под кроватью и от взрыва не пострадали. Валентина Александровна делится яблоками с нами, журналистами, потому что больше делиться ей нечем. И не то, чтобы она верила в то, что мы сейчас найдем и расскажем всю правду, а от этой правды перестанет взрываться. Нет. Просто ей стало тепло и хорошо оттого, что кому-то, кто не живет в их городе не все равно, что у них тут все время что-то взрывается.
«Спасибо вам», — говорит брат Сергея Озиева и протягивает продюсеру Жене бутылку водки. Женя теряется, но бутылку берет. Невозможно не взять. Потому что мы уже отвыкли от того, что люди видят в журналистах не стервятников, а тоже людей, оттого, что люди хотят рассказать о себе. Оттого, что людям приятно и важно, что кто-то приехал, чтобы их слушать, чтобы о них сделать фильм.
После фильма они позвонили все. Все, кто мог говорить, все, у кого был телефон: и борцы, и авторитет, и мясник, и Валентина Александровна… Они звонили и говорили спасибо. Мне никто столько раз за один фильм спасибо не говорил.
И в аэропорту города Владикавказа подходили важные мужчины и тихие женщины. Они брали меня за руку и говорили «Спасибо». Я ничего для них не сделала. Я просто стала теми 20ю минутами времени большой страны, в которые прозвучали их голоса. В эти двадцать минут с перерывом на рекламы они перестали быть сами по себе. Они стали вместе со всеми. Наверное, за этим и нужны иногда журналисты. Впервые за долгое время я чувствовал, что действительно сделала что-то важное. Хоть и ничего особенного. Я просто к ним приехала и дала им возможность говорить».
ntv_prime_time,
27.09.2010
