Дочь чекиста
// Елизавета Лапина всю жизнь следует заветам своего отца
Елизавета Лапина – почётный железнодорожник. За умение отстаивать справедливость её всегда ценили на работе. Но мало кто знал, от кого она унаследовала характер. От отца, чекиста Семёна Штыба, именем которого названы улицы и площади в нескольких городах страны, и своего «крёстного» – Феликса Дзержинского.
У дверей квартиры меня встречает красивая 95-летняя женщина. Ровная осанка, открытая улыбка подкрашенных губ, уверенный, заинтересованный взгляд из-под густых бровей, платинового цвета волосы собраны в аккуратный пучок….
Более сорока лет Елизавета Семёновна проработала в отделе кадров. Институт менял названия – сегодня это Российская открытая академия транспорта в составе МГУПСа (МИИТа), а её стол начальника отдела стоял всё в том же кабинете у окна с видом на площадь.
Своё происхождение она никогда не скрывала. Но и говорить на эту тему считала неудобным – зачем хвастаться? Отец её, выходец из рабочей семьи, жизнь посвятил революционной борьбе. Был начальником ЧК в осаждённом белогвардейцами Уральске, возглавлял Ставропольский, Горский отделы ГПУ. Был знаком с легендарными людьми – Чапаевым, Фрунзе, Ворошиловым, Орджоникидзе, Микояном… Феликс Дзержинский не раз отправлял этого бесстрашного человека во время Гражданской войны туда, где было жарче всего.
Отец погиб в 30 лет, когда маленькой Лизе было всего шесть. Уходя на опасное задание, он всегда говорил жене: «Если со мной что-нибудь случится, главное – научи её быть нужной людям». И эти отцовские слова стали для его дочери жизненным девизом.
– Мама рассказывала мне, – говорит она, – он мечтал, что построят для простого народа большие дома-дворцы и все будут жить хорошо. И думать люди будут не о себе, а обо всём обществе, приносить каждый своим трудом пользу.
В альбоме у неё хранится чёрно-белая, уже начинающая бледнеть фотография: на переднем плане маленькая девочка гордо улыбается, облокотившись на заборчик, а сзади родители – не позируют, а спокойно смотрят в кадр, они на минуту отвлеклись от дел ради этого снимка. Ей 4 года, вся семья в сборе и проводит летний день в саду.
– Я играла с кошкой, – рассказывает моя собеседница, – а отец подошёл и говорит: «Нельзя так бесполезно время проводить. Лучше пойди и помоги соседке». Та разбирала какие-то вещи на своём участке. Я помогла и вернулась страшно довольная, вот в тот момент и был сделан этот снимок.
Она бережно поглаживает фотобумагу, будто старается пальцами поймать и удержать светлую радость того далёкого дня.
– Папа ещё мальчишкой помогал старшему брату в подпольной работе, – продолжает Лапина, – они занимались агитацией среди рабочих Таганрога. Сколько раз он рисковал свободой, ради того чтобы привезти подпольную литературу или организовать сходку рабочих. После революции ему поручили вывезти банковские ценности в город Царицын. Это было опасное дело – все выходы из города контролировали белые. Но они рискнули – вышли в море на нескольких кораблях, и груз доставили.
Семён умел не силой, а словом повести за собой. В осаждённом Уральске сам отправился в тыл к белым за продовольствием во главе отряда пленных казаков. И ни один его не предал. А спустя несколько лет, уже на Ставрополье, он пришёл один без оружия в отряд белогвардейцев и стал убеждать их, что сопротивление бесполезно. Могли ведь живым не выпустить. Но Штыб вернулся через несколько часов. А через несколько дней в ГПУ явился весь отряд и добровольно сдался.
Елизавета Семёновна выросла в той стране, за которую он отдал жизнь. И всегда старалась быть достойной дочерью своего отца. В 16 лет ей, комсоргу оборонного завода, поручили собрать группу парашютистов. И ей сказали: а ты для примера сама можешь прыгнуть?
– А я ответила: раз надо, прыгну, – смеётся Елизавета Семёновна, вспоминая тот разговор. – Готовились несколько недель и прыгнули. Я первая пошла, за мной 14 человек. Совсем не страшно, ощущение – словно на перину падаешь.
В Великую Отечественную войну она, жена боевого лётчика, стала комиссаром эшелона, вывозившего в эвакуацию женщин и детей. Ей было 24 года, на руках четырёхлетний сын. Однажды попали под авианалёт. А на соседних путях стояли вагоны со снарядами. Всех отправила в степь, а сама осталась у эшелона. К счастью, фашисты промазали.
Когда прибыли в город Энгельс, беженцев поселили в опустевшую деревеньку, откуда выслали поволжских немцев. Она всех предупредила: ничего из запасов продовольствия в домах не трогать, мало ли что там оставили. Но одна мать не устояла перед соблазном накормить сыновей солёным мясом. И те отравились. Елизавета мигом нашла подводу, повезла их в город, но одного мальчика всё же спасти не удалось.
В её трудовую книжку вшиты ещё две – не умещались записи о поощрениях. У неё более 120 грамот и благодарностей. Да плюс боевые медали и послевоенные – за мирный труд. Её и сейчас помнят в институте, хотя она на пенсии уже 20 лет.
– Елизавета Семёновна – прекрасный человек, – говорит Людмила Шатрова, старший архивариус вуза. – Помню, у неё была записная книжка с отметками обо всех сотрудниках. Записывалось туда всё: семейное положение, жилищные проблемы, заслуги – чтобы ничего не упустить и о каждом позаботиться.
Так она выполняла завет отца.
…Отправляясь в Горскую республику (Северную Осетию), Штыб заговорил с Дзержинским об опасности, но тот не дал договорить:
– Можешь считать меня крёстным отцом своей дочери. Я её никогда не брошу!
Лапина хранит подаренную им фотографию с надписью «Дорогому Семёну Митрофановичу в память о совместной борьбе против контрреволюции».
Опасения Штыба были не напрасны. Видно, что-то сердце чувствовало.
– Бандиты угнали в слободке весь скот, – рассказывает Елизавета Семёновна, – засели в горах и убивали мирных людей, которые пытались вернуть своё добро. Мой отец сам повёл бойцов в атаку. И был убит. Его оплакивал весь город. Старики называли его своим сыном, а женщины за одну ночь сплели для моей матери чёрную шаль. До сих пор во Владикавказе приносят цветы к его памятнику. И меня там всегда встречали как родную….
После похорон Дзержинский организовал их переезд в столицу. Каким она запомнила своего «крёстного отца»?
– Я была ещё маленькая, когда видела его, – улыбается Елизавета Семёновна. – Помню: он был высокий, сухощавый и очень быстро говорил, слегка с акцентом. Рассказывал о своей семье, о сыне. Вместе с отцом они сетовали, что мало видятся с семьями. Когда отправлял его на Кавказ, Феликс Эдмундович сказал: «Забери с собой семью, а то уже почти год один живёшь». Благодаря этому мы вместе с папой отпраздновали мой шестой день рождения.
Сегодня отношение к ЧК неоднозначное, если не сказать негативное. Говорят, что ею были пролиты реки крови. Памятник Феликсу Дзержинскому свергли с постамента на Лубянке. А что думает об этом дочь почётного чекиста, кавалера ордена Красного Знамени?
Она долго молчит и покачивает головой. Потом с печальной улыбкой говорит:
– А ты не читала мою книгу об отце? Её она закончила уже в 90 лет. «Жизнь чекиста» ещё не издана, но рукопись есть в нескольких музеях. Работая над ней, его дочь изучила архивы семи городов.
– Тяжёлое было время, и нельзя его судить однозначно, – говорит Елизавета Семёновна. – Всю страну ведь перевернула революция. А потом ещё и Гражданская война, брат шёл на брата. Но были в ЧК искренние и честные люди, многие из них отдали жизнь за свои идеалы. И это – правда, о которой я говорю в книге.
Она её писала не для себя – для людей.
На пенсию Елизавета Лапина вышла в 69 лет, но через два года её попросили вернуться, чтобы написать историю института и создать музей МИИТа. За четыре года работа была выполнена, в музее есть стенд, посвящённый и ей.
Она живёт в обычном доме. Когда позволяет здоровье, ходит за продуктами, встречает знакомых, и мало кто задумывается, что эта обаятельная женщина – свидетельница далёкой эпохи, о которой мы читаем сегодня только в учебниках истории.
Наталья ЦЫПЛЕВА
«Гудок», 17.06,2013