«Маленький Владикавказ грудью заслонил вход в Дарьял»

В 1952 г. решением исполкома горсовета во Владикавказе появилась улица Павленко. Она получила свое название в честь первой степени, известного писателя и кинодраматурга, лауреата четырех Сталинских премий Петра Андреевича ПАВЛЕНКО (1899-1951), которому сегодня исполнилось бы 125 лет.

В годы Великой Отечественной войны прозаик стал страстным публицистом, пройдя фронтовые дороги в качестве специального корреспондента «Правды» и «Красной звезды».

В декабре 1942-го – январе 1943-го он написал серию репортажей об ожесточенных боях на территории Северной Осетии, о разгроме под Владикавказом и героях этих сражений. Все они («Фронтовой день», «Воины гор», «Имя героя», «В освобожденной Осетии») были опубликованы в главной военной газете страны.

Об этом человеческом, творческом и историческом подвиге Павленко мы уже писали («Скромный осетинский народ почувствовал себя как бы выше ростом и старше культурой»). Но написанное – лишь часть того большого наследия, которое оставил писатель потомкам.

Вот как фиксировал он последствия битвы под Владикавказом и боев за освобождение Северной Осетии: «По дороге от селения к селению мы видим первые трофеи. Машины, танки, тягачи, орудия разбросаны, подобно убитым немцам, сначала поодиночке, потом группами, а дальше сплошными толпами, словно и они были охвачены паникой, как и люди».

А через несколько месяцев, когда в той же «Красной Звезде» (29 апреля 1943 г.) он рассказывал читателям о боях за освобождение Кубани, то не мог обойти и значение сражений на Тереке в октябре-ноябре 1942-го.

«Маленький Владикавказ грудью заслонил вход в Дарьял», – лаконично, но образно выразил писатель свое восхищение подвигом всех защитников города.

Уж он-то своими глазами видел, что именно из-под Владикавказа гитлеровские войска, потерпев сокрушительное и весьма болезненное поражение, впервые в ходе Великой Отечественной войны начали отступать. И что Северная Осетия стала первым территориальным образованием, полностью очищенным от гитлеровского сапога.

Тем же 1943-м годом датирован и любопытный документ, который хранится в Государственном музее истории российской литературы имени В.И. Даля. Обычный лист бумаги, который озаглавлен: «Чем я занят» и который, видимо, служил черновиком для какой-то анкеты или памяткой для разговора. Там есть такая запись:

«В прошлом году с января по июль я был в Крыму, потом на Кубани. С осени прошлого года – на Северном Кавказе. Я пережил бои за Керчь, за Туапсе, за Моздок, за Владикавказ.

Битва за Кавказ – вся передо мною… Я видел, как шли казаки-старцы в Красную Армию. Видел горские отряды. Бывал у североосетинских партизан… Зимой переходил через Кавказские перевалы. Все это толкает меня на большую книгу о Битве за Кавказ.

Она родится, очевидно, не сразу. Сейчас я пишу небольшие рассказы на тему Кавказа и Кубани…»

Воспроизводим один из этих небольших рассказов.

Игорь ДЗАНТИЕВ

ИМЯ ГЕРОЯ

Петр ПАВЛЕНКО

Были сказаны все прощальные речи, и уходящие в партизанский отряд добровольцы вскочили на коней. За крутым поворотом дороги, откуда уже не видно было селения, их остановил старый учитель Христофор Кучиев. Он ждал их один. Седые кудри на его бронзовой голове слегка шевелились под ветром.

— Дети мои, взгляните еще раз на родные горы, — сказал он и обвел рукою белые тени вершин, дымящийся след реки, облизывающей в горячем беге свои запекшиеся ледком берега.

Темно-огненная мгла вставала вдали над горами. Вкривь и вкось бесшумно падал оцепеневший, замерзший на всплеске водопад.

Древняя часовня из камня, похожего на черный сухарь, резко выделялась на сверкающем серебре гор и воздуха. Казалось, ее можно достать рукой, хотя все знали, что до нее не менее часа пути.

Селение было похоже на гнездо орлов, тесное, суровое. Это было место для еды, для сна. Жизнь проходила вне его, среди просторов безлюдных вершин. Уже давно, лет десять тому назад, многие спустились отсюда в долины и основали новые поселения среди садов, похожих на леса. Но те, что остались, уверяли, будто долины не дают человеку ничего, кроме хлопот и беспокойства, будто климат там капризен и даже вреден родившимся на вершинах. Они остались сторожами своих ледяных памятников и хранителями горных троп. Их время пришло. Сейчас враг мог нежданно-негаданно появиться в любом горном проходе. Жители несли сторожевую службу с гордым достоинством. Вдали от шумной жизни городов, вдали от полей гигантских сражений они чувствовали себя теперь как бы в постоянном дозоре, в разведке, — то есть ближе всех других к настоящей опасности.

Несмотря на то, что дел с охраной горных проходов было немало, они все же послали многих на фронт, а сейчас выделили еще и большую группу молодых в партизанский отряд.

— Посмотрите еще раз на родные горы, — повторил Христофор Кучиев и снова обвел рукою горизонт.

Солнце падало между гор, лучи его сбоку освещали хребет, как фары автомобиля, берущего подъем, и вершины тонкими слоями вставали одна за другой, бесконечные, неоглядные, похожие на облака.

— Не все из вас, может быть, снова увидят их. Что делать, дети мои, война. Не на праздник идете, а на тяжелый подвиг. Поэтому не стыдитесь пропитать душу воздухом, который вдыхали с детства. Такого воздуха, как наш, вы сами знаете, нигде нет, — он легкий, душистый, прозрачный и крепкий. Вдохните его.

Христофор Кучиев учительствовал в селении уже много лет. Он был всю жизнь только сельским учителем, но, смеясь, говорил, что готовится стать директором института. И это правда. Сначала в селении была школа-трехлетка, потом создали семилетку.

— Помните, дети, как мы прозвали тот холм за ущельем именем генерала Плиева, — сказал Кучиев, приглашая добровольцев на край маленькой площадки, откуда вид на горы был еще шире и вдохновеннее, чем с дороги. — С тех пор прошло много дней, и теперь, как вы все, конечно, знаете, мы, осетины, имеем уже четырех Героев Советского Союза. Помните их имена?

— Помним, — сказал юноша с таким загорелым лицом, что оно казалось обуглившимся.

— Это Цоколаев, Карсанов, Остаев, Мильдзихов. Никогда не забывайте их. Помните также, что мы, небольшой народ, дали родине четырех генералов. Кого? Ну, скажи ты, Георгий. У тебя память лучше, чем у других.

— Плиева, Хетагурова, Худалова, Цаликова, — ответил молодой парень.

— Верно. К ним примыкает и трижды орденоносец полковник Хаджумар Мамсуров. Их именами я уже без вас переименую горы вокруг, чтобы день и ночь вся слава нашей Осетии стояла перед вашими глазами. Это, дети, я сделаю один. Вы только одно помните — честь. Трусливый человек — груз на наших ногах. Он сам гибнет и всех близких за собой тянет. Никогда не доверяйте свою судьбу трусости, в какие бы одежды она ни рядилась. Будет трудно — вспомните нас, своих близких, и вы поймете, что нам будет еще трудней, если мы узнаем не то, чего ждет наша душа. Вот и все. Хотя, погодите. Прежде чем уехать, помогите мне в небольшом деле. Принесите каждый по хорошему камню на эту площадку.

Худ. П.КОНЧАЛОВСКИЙ. Портрет П.А. ПАВЛЕНКО 1950.

Небольшой выступ скалы висел над обрывом, как крыло самолета. Ветер с шелестом обегал его со всех сторон. Казалось, утес движется в воздухе. Это было, безусловно, самое красивое место селения, и разговоры о том, чтобы именно на этом обрыве и построить новое здание школы, шли много лет. Место это считалось в ведении Кучиева, и он берег его. Обсаживал горными цветами, украсил каменной оградой, а этим летом стал, как он говорит, приводить в порядок окрестности, оживляя их именами героев. Названные именами людей, прославивших свой народ, горы стали как бы похожи на них. Река стремилась вниз, как в штыковую атаку, переползала каменные барьеры, цеплялась за высокие камни, а прибрежные луговинки, водопады, расщелины, еще не получившие новых имен, казались недостроенными сооружениями.

Новая география, вводимая учителем, нравилась молодым. Горы с давно устаревшими легендами уступали современности свои права на бессмертие. Молодежь своими глазами видела возникновение новой истории гор. Страна словно надевала праздничные одежды.

Все, что вчера выглядело обыденным, будничным, сегодня сияло героикой, которую наизусть знал любой ребенок. Близкие имена и дорогие сердцу легенды-современницы окружали теперь жизнь этого глухого селения. В нем стало шумно от великих имен и дел.

Молодежь весело носила камни. Всем было интересно, чем кончатся проводы. Каждый надписывал на приносимом камне свое имя.

— Вы не школу ли хотите за один день построить, учитель? — спросил его один из уезжающих.

— Нет, сынок, со школой повременим. На этом месте, дети, я построю жилой дом, — сказал Кучиев. — Я постараюсь, чтобы он выглядел достойно и чтобы тот, кто будет в нем жить, не стыдился своего жилища, а дорожил им.

— Но кто это будет? — спросили ребята заинтересованно.

— Я думаю, дети, может быть, и нам повезет. У нас, дети, пятьдесят человек на войне. Верно, что вы вернетесь домой со славой. А может быть, один из вас станет сказочным героем. И вот для него, пока вы там воюете, построю я дом. Всем миром будем строить его, все ваши отцы и деды вложат свой труд в постройку. А когда дом будет готов, на фронтоне его начертаем золотом: «Здесь живет Герой Советского Союза, сын наших мест, любовь наша — такой-то. Слава ему!» А теперь, дети, на коней и в путь. Это мой последний с вами урок. Не забывайте своего старика.

Дорога сразу же покатилась петлею и скрыла площадку и Кучиева. Но, сделав крюк километра в два, она снова вернулась. Теперь учитель стоял на другой стороне ущелья, высоко подняв в руках камень с чьим-то начертанным именем. И, потрясая им над головой, он точно благословлял уезжающих.

«Красная звезда», 23 декабря 1942 г.