Давид ХАРЕБОВ: «Человек должен делать то, к чему лежит душа»
Не знаю, обращали ли вы внимание на то, что художники выглядят, как правило, не так, как все остальные смертные? Даже в костюме они умудряются проявлять свое творческое начало, свой вкус, свою индивидуальность. Поэтому вдвойне удивительно, если из среды такой одаренной, могущей выразить себя и в одежде творческой братии выделяется некто, являющийся еще более ярким, самобытным и оригинальным.
Теперь вы должны понять, почему, не будучи еще знакомой с ним лично и даже не зная, кто именно передо мной, я обратила внимание на живописца Харебова. Нет, не на заслуженного художника РСО-Алания, колоритнейшего Валана Владимировича Харебова, который, как завзятый мастер кисти, отпустил бороду, носит берет и весьма оригинален в своем самовыражении (его-то я как раз знала), а на его сына, дипломанта Российской академии художеств Давида Харебова, у которого, если покопаться, хоть и можно найти немало точек соприкосновения с Харебовым-старшим, но, тем не менее, уже наработан свой ярко выраженный творческий почерк. В чем легко может убедиться любой ценитель изобразительного искусства, посещающий выставки местных художников.
Но одно дело разглядывать картины на вернисаже, совсем другое – в мастерской художника, которую Давид Харебов делит со своим талантливым отцом. Вот он ставит свое очередное произведение на мольберт, и (не поверите!) вас совершенно неожиданно начинает затягивать куда-то внутрь композиции. И вот уже вы почти физически ощущаете, что на вас, да, да, именно на вас мчится этот превратившийся в само движение невероятный ноздрястый конь из аланской конницы.
На картине, которая называется «Конная лава Сангибана», запечатлен эпизод знаменитой битвы объединенной Европы с Атиллой на Каталуанских высотах в 451 году н.э. За создание этой картины в номинации «Историческая сюжетная картина об истории Алании-Осетии» Давид Харебов был удостоен звания лауреата 2-й степени конкурса «Алания – образы прошлого», организованного Владикавказской епархией совместно с Союзом художников РСО-Алания к 1100-летию крещения Алании.
И вот что удивительно: в доспехах аланских воинов Давид Харебов изобразил конкретных людей – своих современников, лица которых весьма и весьма узнаваемы. Художник будто транслирует зрителю: зачем изобретать велосипед, если можно изобразить колоритных потомков героев тех далеких лет.
Уникальность этого произведения Харебова-младшего заключается в том, что оно решено как кинокадр широкоэкранного формата (вот и попробуй увернись от этих несущихся на тебя коней и обуздавших их всадников)…
А потом на месте батальной сцены появляется портрет Яны с собакой Кими, который я уже видела на выставке «Ода женщине», посвященной Международному женскому дню (к 8 Марта и к этой праздничной выставке он, собственно, и был написан). Яна – это племянница Давила Харебова, дочь его старшей сестры Влады. Однако, кто не в курсе этого, о том ни за что в жизни не догадаются, потому что Яна тоже облачена в исторический костюм.
Что было дальше, вы, наверное, уже догадываетесь. Ярко выраженный портретист Давид Харебов, не выпускающий при этом из поля своего пристального внимания и остальные художественные жанры, попеременно водружал на мольберт то завораживающие автопортреты, то групповые портреты друзей с узнаваемыми, четкими, именно портретными характеристиками, как, скажем, на картине с многофигурной композицией «Пользовательская модификация» (этакое своеобразное переигрывание Леонардо да Винчи), которая впервые была представлена на выставке «Вернисаж года».
Из этого же разряда и «Театральная аллюзия» (почти по Шекспировскому «Гамлету»), и не имеющие никакого отношения к социальным сетям «Одноклассники.нет» и «Фейсбук», что писались специально к совместной выставке Валана и Давида Харебовых «Семейный портрет», прошедшей в начале 2014 года.
А вообще, какие только портреты ни пишет Харебов-младший – лирические, монументальные, психологические: серия портретов Коста Хетагурова, изображающая великого поэта в новом ракурсе, портрет скифского мудреца и философа Анахарсиса (тоже был писан для участия в конкурсе «Алания – образы прошлого»), портрет дяди художника, одного из основателей легендарной югоосетинской музыкальной группы «Бонварон» Вадима Харебова в европейском средневековом костюме (вот ведь удивительно!) с лютней в руках, «Мультипортрет археолога», на котором изображен Назим Гиджрати, и его же колоритный образ на масштабном изумрудно-золотистом полотне «Реинкарнация», где известный ученый предстает уже в образе фантастического, величественного персидского правителя (обе картины создавались к межрегиональной молодежной выставке Юга России «Южный ветер», дипломантом которой стал Давид Харебов).
«Мультипортрет археолога» вместе с пейзажем средневекового прибалтийского зодчества «Цесис» демонстрировался и в Москве на молодежной выставке в ЦДХ.
Но и это далеко не все. Давид Харебов является еще и лауреатом межреспубликанской выставки-конкурса «Осетия – наш горный край» памяти Заур-Бека Абоева, а также участником многих выставок, в том числе и республиканской «Нартский эпос», на которую им были представлены картины «В царстве Афсати», «Опус №7», а также три иллюстрации к сборнику «Нарты Сау Рувас», в который вошли переложения осетинских Нартских сказаний, адаптированных для юного читателя поэтессой Елизаветой Кочиевой. Это – «Закалка Батраза», «Чудеса страны мертвых», «Последний поход Урызмага».
Поэтому совсем не случайно Союз художников РСО-Алания за плодотворную творческую деятельность, активное участие в выставках и мероприятиях Союза художников республики наградил Давида Харебова почетной грамотой…
После столь пространного вступления, надеюсь, уважаемые читатели, вы понимаете, что к Давиду Харебову, чьи произведения, к слову сказать, хранятся в Академии художеств России, а также в престижных частных собраниях и коллекциях, у меня была масса самых разных вопросов, все эти многочисленные «почему?» и «зачем?», на которые очень хотелось получить ответ.
Но начать наш диалог я все-таки решила с вопроса традиционного – о детстве, из которого все мы, как известно, родом.
– С одной стороны, вопрос, почему вы стали художником, казалось бы, риторический. Наверняка сказалось влияние отца. Но, с другой стороны, тот же Валан Владимирович является не только признанным мастером кисти, но и хорошим вокалистом. Кроме того, он в свое время окончил факультет журналистики МГУ и только потом Цхинвальское художественное училище имени М.Туганова.
Журналистом был и ваш дед Владимир Харебов, известный еще и как один из основателей ансамбля песни и танца Юго-Осетии «Симд».
Ваши дядья Тимур Харебов и Вадим Харебов – музыканты, создатели легендарной группы «Бонварнон».
Ваша старшая сестра Влада Харебова-Швец – поэт и прозаик, лауреат Международной премии им. писателя Владислава Крапивина.
А теперь вопрос: как и почему вы стали именно художником?
– Во всем виноват папа. Дело в том, что в детстве я много рисовал. И особенность заключалась в том, что я изображал объекты в пространстве, в перспективе. Это нетипично для детей. Они не рисуют удаляющиеся в пространстве поезда или автобусы, а в основном изображают все абсолютно плоское.
Когда папа увидел мои рисунки, он был удивлен. Ведь маленькому ребенку не объяснишь, что такое перспектива. А тут ребенок рисует в пространстве. Что это за чертовщина?
Мне же кажется, что все объясняется просто. Полагаю, такой нетипичный подход унаследован был на генетическом уровне.
Папа сразу понял: меня нужно учить дальше. И отдал в Республиканскую школу искусств, которая позже была переименована в Лицей искусств. А находилась она тогда на улице Бутырина, в том здании, где сейчас Министерство образования.
Но сначала я занимался хореографией. И у меня хорошо получалось. Кстати, и к этому у меня есть генетическая предрасположенность: танцорами были мои дед и бабуля – родители отца. Преподаватель Изольда Александровна просила папу оставить меня в хореографии. Но он все-таки предпочел ИЗО.
Так началась учеба сначала в школе искусств, а потом в лицее, который я окончил в 1998-м. Последние годы преподавателем по специальности у меня был Ахсар Эльбрусович Есенов, который помог мне подготовиться к тому, чтобы достойно выдержать вступительные экзамены в СОГУ, куда поступали ребята после художественного училища.
– Они были лучше подготовлены?
– Сравнивать училище и лицей бессмысленно. Училище – профессиональное учебное заведение. Там очень высокий уровень подготовки. Перед лицеем не стоят те задачи, что стоят перед училищем.
– Но вы выдержали вступительные экзамены?
– Да. Благодаря Есенову. И поступил на факультет искусств СОГУ. В 2003 году его окончил. Потом три года проучился в аспирантуре – педагогической – при СОГУ. С первого курса стал активно участвовать в выставках, конкурсах. Последний конкурс, в котором и я, и папа участвовали, – «Алания – образы прошлого». Конечно, было очень приятно, что мы оба получили премии.
– А музыкой вы не занимались, как папа? Ведь Валан Владимирович хорошо поет?
– Папа изначально пел. Его весь Цхинвал знал как певца. Он обожает французского шансонье Ива Монтана. И всегда пел что-нибудь из его репертуара. Да, скорее всего, я тоже, наверное, мог бы и петь. Возможно, музыкальные способности у меня тоже есть. Но заниматься чем-то одним, не отвлекаясь на другое, – по-моему, это правильно, это очень хорошо.
– С вашим отцом вы вместе, насколько я знаю, занимались книжным иллюстрированием. В частности, вместе оформляли книгу вашей сестры Влады Харебовой «Номер один» и сборник «Нарты Сау Рувас», содержащий переложения осетинских Нартских сказаний. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Все это началось для меня, если не ошибаюсь, в 2006 году. На базе пединститута была создана кафедра ЮНЕСКО. И редакционно-издательским центром ЮНЕСКО был запущен проект полилингвального образования. Его руководителями тогда были Руслан Сулейманович Бзаров и Тамерлан Таймуразович Камболов. Началась интенсивная разработка разнообразных учебников по всем дисциплинам. И тогда стали искать художников для иллюстрирования. Эту работу предложили отцу. Я поначалу никакого отношения к этому не имел. Как-то прихожу, смотрю: папа сидит, иллюстрации рисует на бумаге карандашами, акварелью. Еще подтрунивал над ним.
А потом отцу предложили подключить кого-то еще из художников к иллюстрированию. Он предложил меня. И с 2006 года мы начали вместе иллюстрировать. Для нас такая работа была в новинку. Потому что художник-оформитель, иллюстратор книг – это несколько другая, если не сказать совершенно другая специальность. Поэтому и есть отделение оформительско-книжное на том же факультете искусств. То есть это своя особенная сфера.
Начинали мы с папой играючи. И опыт первый был такой, скажем, не очень ровный. Все закончилось тем, что я перевел все, что мы делали, в цифру. Потому что было очень тяжело большой иллюстративный объем выполнять в красках. От любой незначительной ошибки или помарки начиналась такая головная боль! Просто моральных сил на это все уже не хватало. И я предложил: «Давай, попытаюсь все это в компьютер загнать»…
Папа – специалист по части образов, лиц. Как он находит все эти персонажи, диву даюсь, поднимаю руки и честно признаю перед ним поражение. Поэтому он всегда делал эскизный материал на бумаге. Я это загонял в компьютер, сканировал, фотошопил. И уже все чистовое выдавал. Занимались мы этим 12 лет. Наш уровень по сравнению с тем, с чего мы начинали, само собой разумеется, со временем и приобретенным опытом сильно возрос.
– А как вы вместе иллюстрировали Нартский эпос и книгу Влады?
– Ну как мы можем нашей Владе не помочь? И Нартский эпос был сделан. То был очень важный проект. Елизавета Кочиева тексты адаптировала. Точно не могу сказать для какого возраста. Скорее всего, для подростков от 12 лет и старше. Книга вышла. И хоть нам с папой не стыдно за эту работу, сейчас бы мы сделали ее еще лучше. Потому что уровень постоянно рос. То, с чего мы начали, и то, к чему мы в итоге пришли, – это небо и земля, конечно.
– Что для вас творчество? Способ самовыражения?
– Я уже говорил, что в начале своего творческого пути я неволен был выбирать. Меня отдали в школу искусств, там и учился. Потом пришло осознание того, что должен заниматься тем, к чему у меня есть реальные способности. Поступив на факультет искусств, старался не ударить в грязь лицом. А сейчас понимаю, что, да, творчество – это, возможно, и есть способ самовыражения. Но это не единственное, чем я занимаюсь. Параллельно имеют место еще какие-то способы себя реализовывать.
– Я хотела чуть позже спросить о ваших увлечениях. Но вы уже начали об этом говорить. И чем же вы еще увлечены?
– В школьные годы мне успешно давался английский язык. И опять папа. Он где-то с 12 лет или даже раньше усиленно начал натаскивать меня по английскому. Читал мне сказки на английском, по-моему, даже неадаптированные, чтобы я понимал язык на слух и переводил. На слух воспринимать язык – это очень важно. По английскому у меня всегда были пятерки. Я сильно опережал школьную программу. Мне даже смешно было в школе сдавать какой-то там экзамен по английскому.
Помимо этого из-за раннего пристрастия к компьютерным играм, чем увлекались многие подростки в 90-х, я заинтересовался компьютерами, а впоследствии и компьютерной графикой. Любовь к компьютерным играм переросла в любовь к тому, как делаются эти игры. Сейчас я параллельно занимаюсь 3D-графикой, собственными иллюстрациями, фотошопом и даже векторной графикой.
Например, плакаты для выставок папы, афиши концертов в Цхинвале к его 70-летию создал я. Кто бы это все сделал, если бы я не увлекался компьютерной графикой?
– Вы, судя по всему, человек ироничный. Ведь только нескучный человек, обладающий полетом фантазии, мог облачить близких ему людей в исторические костюмы…
– Самоироничный или просто ироничный? А разве можно быть ироничным, не будучи самоироничным? Наверное, нет. У меня есть самоирония. Но в отличие от отца не пытаюсь органично самоиронией заниматься.
Что касается исторических костюмов, то хочу сказать, что вдохновился я персонажами опять-таки из компьютерной игры. Папа в костюме Генриха VIII… А почему бы и нет?!
Здесь опять-таки не обошлось без папиного участия, его постоянного на меня воздействия. Увидел, что он сделал автопортрет (он же все время что-то рисует) в историческом костюме с воротником голилья, какой носили аристократы. И изобразил себя молодым, с фотографии, где ему лет 25. Вот я и решил что-то подобное сделать. Так появился Генрих VIII. С этого все началось. И дядя в образе менестреля в средневековом фэнтэзи-костюме – тоже такая своеобразная игра.
– На вашей картине «Конная лава Сангибана» вообще множество узнаваемых лиц.
– Опять-таки это папа подал мне идею еще на стадии разработки эскиза. Он сказал: не изобретай ничего. Возьми реальные лица, кого хочешь.
– И кого вы там изобразили?
– На переднем плане Сангибан – вождь аланов, расселенных в Галлии в качестве федератов Западной Римской империи. Сангибан – это мой дядя Вадим или Бужук, как его еще называют, только в более молодом возрасте. Другие воины на переднем плане – это мои одноклассники. И сам я там тоже где-то есть. А на заднем плане Руслан Тотров-старший, Лазарь Гадаев. Они узнаваемы.
Почему я изобразил реальных людей? Если ты делаешь картину, посвященную аланскому войску, лучше всего отталкиваться от реальных, аутентичных этнических прототипов. Хотя среди изображенных мной аланов есть и мой русский одноклассник, и армянин, которого я немного «осетинизировал». Но все равно он узнаваем.
При этом не могу сказать, что все здесь один к одному. Я просто отталкивался от этих реальных людей, которые узнаваемы… И легкая ирония здесь тоже присутствует.
– Давайте поговорим и о других ваших произведениях, которые я сейчас очень хорошо рассмотрела и даже прониклась их настроением. Вот, скажем, на картинах «Мультипортрет археолога» и «Реинкарнация» изображен один и тот же человек – Назим Гиджрати…
– Да, Назим Гиджрати – ученый, завотделением истории и археологии, директор научно-производственного комплекса СОГУ и отец моего одноклассника. Очень колоритный образ. В «Мультипортрете археолога» имеет место, разумеется, ирония, о которой мы говорили. Я тут забавлялся, играл. Но это не шутливый, не карикатурный портрет.
Заметили: в одном из мультипортретов есть что-то от хиппи, хотя Назим Гиджрати хиппи никогда не был. Но расцвет этой субкультуры пришелся как раз на время его молодости. Поэтому я его увидел вот таким. Это искусство, и никакой логики здесь искать не надо.
Что касается картины «Реинкарнация», то здесь Назим Гиджрати изображен персидским правителем. Он словно сфинкс, чей невозмутимый взгляд устремлен куда-то вдаль. И здесь, конечно, тоже не обошлось без легкой иронии…
– Интересно было бы услышать комментарии автора по поводу «Театральной аллюзии», где вы опять изобразили вашего отца и… себя самого.
– «Театральная аллюзия» – это почти по Шекспиру. Тень отца Гамлета (папа), сам Гамлет (я) держит в руках череп. Только не бедного Йорика, а петуха.
– А почему петуха?
– А почему бы и нет? Я, скажем, родился в год Петуха.
– На картине «Пользовательская модификация» вы вновь изобразили своего отца, себя самого и мадонну с младенцем.
– Мадонна с младенцем – это моя сестра Аня с племянником. Такая вот аллюзия. А папа – он папа римский. Я – малый чин римско-католической церкви. Такая вот игра с работой Леонардо, а не тема мадонны с младенцем как таковая.
– «Фейсбук», «Одноклассники.нет». По поводу этих картин что можете сказать?
– Мой «Фейсбук» к социальной сети не имеет никакого отношения. В «Фейсбуке» присутствуют фейсы, то бишь лица.
А в «Одноклассники.нет» выразились моя ирония, мой шутливый подход к моим реальным одноклассникам, которых (в том числе и себя самого) я изобразил опять-таки историческими персонажами.
– Должна заметить, что весьма колоритен кот, который присутствует на портретах ваших мамы и сестры Ани. Его действительно зовут Бегемот, как у Булгакова?
– Да, Бегемот, только рыжий. Его нам сестра Влада подарила. Когда приезжала сюда. Она с мужем и детьми сейчас живет в Риге, преподает в школе русский язык. Она молодчина!
– Какие жанры вам близки?
– Так получилось, что портрет. Опять-таки это папа во мне разглядел и достал на поверхность.
– Портретисты среди молодых художников сегодня – редкое явление.
– Последние годы я делаю какие-то портретные «вещи». Это та ниша, которую я занял… Вот как началось это баловство с костюмами, так и продолжается.
– Что-то в себе вы считаете особенным? Вы какой?
– Какой? Самоироничный. И… относящийся серьезно к своему делу – одно другому помогает.
– А что вас вдохновляет?
– Живопись мировая – от мастеров эпохи Возрождения и импрессионистов до современных авторов.
– Кто из художников вам близок?
– Как живописец я, наверное, больше всего опираюсь на постимпрессионистов. Сезанн, Ван Гог, Гоген, Матисс. Речь даже не о том, кто близок, а о том, что гениальный художник является неким ориентиром, его творчество вдохновляет. Не только гениальный, но и талантливый художник может быть ориентиром. Профессиональные навыки, способности и вкус – это тоже немаловажно.
– Кого считаете своим учителем?
– Лучший учитель – мировая живопись. Любой художник вам это скажет.
– А если говорить о конкретных людях?
– Если говорить о конкретных людях, то главный мой учитель – это Шалва Евгеньевич Бедоев. Он преподавал мне на факультете искусств. Ахсар Эльбрусович Есенов тоже оказал на меня большое влияние. И отец параллельно, конечно. Но он по-другому воздействует. Он воздействует мощной художественной энергетикой. Он умеет увидеть и подсказать. Но и я иногда что-то папе подсказываю. А главный учитель – это все-таки мировая живопись. Не может быть ничего лучше, чем Ван Гог, Гоген, итальянский Ренессанс, русский авангард…
– Поделитесь с нашими читателями своими планами, Может быть, мечтами. Чего бы вам очень хотелось?
– Развиваться как художнику. Усиливать фантазию, свое воображение. Это очень тяжело на самом деле. Воображение – очень сложная вещь. И во всех направлениях, на которые трачу реальные силы и эмоции, тоже развиваться. Может быть, и это пригодится как-то. Ведь часто что-то делаешь не потому, что этим зарабатываешь на хлеб, а потому что нравится, потому что на душу ложится.
Как у отца есть потребность петь, потребность выкладывать в Фейсбуке рисунки, читать комментарии и оставлять свои километровые. У него есть такая потребность. Он удивляется, почему я этого не делаю. А я говорю: «Пап, мне это неинтересно».
Мне интересна компьютерная графика, и я там, где это обсуждается, что-то выкладываю и комментарии оставляю. Человек должен делать то, к чему у него лежит душа, не зарывать свой талант в землю, не останавливаться в своем развитии. Когда смотришь на свои старые работы и видишь слабые места, понимаешь, что ты развиваешься. А если топчешься на одном месте – это уже плохой симптом. Надеюсь, этого со мной не случится.
Ольга РЕЗНИК