Вдохновение. Творчество. Жизнь
Сегодня Нафи ДЖУСОЙТЫ исполнилось 90 лет – юбилей, с которым его поздравят сразу несколько поколений последователей. Творческие деятели, научные работники, читатели…
В послевоенные годы в осетинскую литературу и науку пришел… нет, не великий, не выдающийся поэт, писатель, ученый и литературовед, ибо подобных эпитетов Нафи Григорьевич не любит и не признает. Он сделал неизмеримо много? Стал новатором практически во всех областях своей деятельности? Написал настолько содержательные монографии о классиках осетинской литературы, что они будут современны для научного сообщества и через десятилетия? Все это так, но наш современник считает себя простым тружеником на ниве литературы, призывая всех нас быть скромнее. Всегда и во всем. А еще – не останавливаться на достигнутом, безустанно трудиться. Даже если тяжело и сердце разрывается от осознания тяжести потерь родных тебе по крови или духу людей.
«90 лет жизни для творца – это много или не очень?» – спросил автор данных строк юбиляра. «Вполне достаточно для реализации конкретных животрепещущих целей. Но все-таки и в эти годы не достает времени на создание главной книги, о которой всю сознательную жизнь мечтает писатель, однако не успевает ее воплотить в реальность, даже если обладает творческой силой неоглядной величины, как Лев Толстой…»
И подчеркнул важность единения самого писательского сообщества, для начала на родном ему Кавказе: «Содружество творческих сил разных народов всегда и всюду было и продолжает быть активным средством укрепления и гуманизации межнациональных отношений. Потому и ныне мы обязаны усиливать «живое общение» писателей многонационального Кавказа, чтобы усмирить, осудить, а со временем и подзабыть вражду и кровавые распри на родном нам Кавказе».
С журналистом Амзором Касаевым он поделился другими пронзительными мыслями: «По моему разумению, нет в этом мире ничего слаще общения с детьми и друзьями. А еще у меня осталась самая малость времени и сил для путешествий. Но мысль человеческая пребывает в вечном непокое. Она в одно мгновение может оглядеть, ощутить, понять и принять или отпрянуть от Вселенной. И нет от этого непокоя избавления человеческой мысли ни в молодости, ни в старости. Человек всегда в пути, пока жив. Бывает, что мне одиноко и грустно, и тогда я тихо беседую с друзьями, которых уже нет и которые уже никогда не отзовутся на мой горестный зов. Делюсь с ними своими стариковскими обидами, и моя грусть усмиряется…»
А вот высказывание о силе творчества из беседы с исследователем Асланом Мзоковым: «Пишу лишь тогда, когда приневолит какая-то внутренняя сила. Как ее назвать, я не знаю, но ее воле всегда подчиняюсь, как божьей каре, как обреченный на сизифов труд. Самый процесс созидания чего-то из словесной руды всегда радует. Но когда закончишь свой труд, приходит к тебе не только усталость, но и неизбывная печаль: «А нужно ли это кому-нибудь?.. Не зря ли загубил дни своей жизни, коих и так маловато?» В такое время утешаю себя одной благородной мыслью Гете: «Писатель должен писать, если у него есть хотя бы один настоящий читатель…»
Все это – рассуждения накануне юбилея, причем – с разными собеседниками. Мыслителя всегда беспокоила судьба его произведений, о чем свидетельствует и заключение Гете, но без читателя истинный творец не останется никогда. Суть приведенных умозаключений в другом – горец Нафи по-прежнему оптимистичен, продолжает сеять «доброе и вечное», не давая всем нам забывать о притягательной силе осетинского языка. Языка, на котором благодаря его усилиям несколько лет назад «заговорил» кабардино-балкарский поэт Кайсын Кулиев. В конце прошлого года вышла книга с переводами русскоязычного наследия Коста Хетагурова, а теперь, перед знаменательной датой, на суд читателя вынесены еще три книги переводов классиков мировой литературы, при этом в виде приложений даны и материалы, написанные переводчиком об их творчестве. Вот вам и неустанный поиск, и свидетельство работоспособности, и простая человеческая благодарность тем, кто способствовал творческому становлению самого поэта.
Прежде всего это сын Кавказа Михаил Лермонтов. «Ни один из поэтов, в том числе и самого Кавказа, не был так неистощим в величавых сравнениях и восхищенных словах любви к Кавказу, как Лермонтов. Как никто другой, он понял и «воинственные нравы», и суровую величавость гор, и горцев. И невольно сами кавказцы начинают смотреть на свои родные горы глазами Лермонтова – такова сила очарования его поэтического видения», – пишет Нафи Джусойты. Книга «Я люблю Кавказ» («Æз уарзын Кавказ») пронизана подобными характеристиками гения, и тем интереснее будет читать на осетинском «Кавказу», «Парус», «Смерть поэта» и другие хрестоматийные произведения.
Другим духовным наставником юбиляра можно считать украинского поэта Тараса Шевченко. «Да, вначале была песня, а не слово. И это не метафора, а простой бытовой факт. Может показаться, что мне в детские годы украинская песня не могла и присниться, ведь я вырос в горах Кавказа, в дебрях его южных склонов. Но мой отец три года провел, как говорят в Осетии, на Большой войне, на германской… В сердце он бережно хранил одно добро, которым позднее щедро одарил и меня. Это – солдатское знание русского языка и горстка украинских народных песен», – пишет Нафи Джусойты. В книгу «Мои думы» («Мæ сагъæстæ») включены те произведения Шевченко, которые своей напевностью близки лирике самого переводчика. Автора, переводимого на многие языки…
Писатель-гуманист воздал должное и таланту просветителя, основоположника абхазского литературного языка Дмитрия Гулиа: «Он совершил великий творческий подвиг. Один, своим огромным художественным дарованием и своим безмерным подвижническим трудом заложил основы абхазской литературы… Творчество Гулиа по своему национальному значению аналогично подвигу героя в национально-освободительной войне». Книга «Мой очаг» (Мæ артдзæст») также дает нам понять, что сплочение вокруг художественного Слова способно нести всем народам на земле мир и благополучие.
В той же книге Нафи Джусойты пишет: «Одно могу сказать: если бы со мной случилось такое погибельное несчастье, что не осталось бы у меня ни родины, ни родного народа, я бы добрел со своим одиноким горем до Абхазии и попросил бы у братьев-абхазов разрешить мне умереть на их земле и по смерти вставить мой прах где-нибудь в расщелину скалы, чтобы в мертвом инобытии (давняя романтическая иллюзия поэтов!…) видеть сияние вершин Эрцаху и слышать извечный шум Черного моря». Родина у Нафи есть, есть у него и Кавказ, и пусть он будет свидетелем благоденствия родных краев! Есть вдохновение, имеются силы для творчества, а значит, можно жить еще много-много лет!
Т. ТЕХОВ
«Северная Осетия», 27.02.2015