Конец многовекторности

Территория бывшего СССР вступила в следующую фазу самоопределения. Подписание Договора о создании Евразийского экономического союза, события на Украине, спровоцированные конфликтом из-за ассоциации с ЕС, ожидаемое в конце июня заключение Евросоюзом таких соглашений с Молдавией, Грузией и той же Украиной, волнения в Абхазии – камешки мозаики, из которой сложится геополитическая картина.

Постсоветское пространство пережило несколько этапов. Сначала импульс, данный распадом СССР, испытывал на прочность «новые независимые государства». Часть из них устояла в унаследованных границах, несмотря на жестокие конфликты (гражданская война в Таджикистане, борьба России за Северный Кавказ), часть де-факто утратила земли, сохранив формальную целостность (Азербайджан, Грузия, Молдавия). Геополитическая конкуренция за «советское наследство» была скорее латентной. Запад, занятый поглощением «трофеев» в Центральной и Восточной Европе, а также утверждением глобального лидерства, не спешил вовлекаться в мутную и хаотичную постсоветскую политику. Хотя имелось в виду, что и на этот ареал должна рано или поздно распространиться система институтов и приоритетов западного мира. США и Европа не препятствовали России в действиях по стабилизации вдоль периметра своих границ, но следили, чтобы российское влияние не доминировало.

К концу 90-х основной внешнеполитической концепцией бывших союзных республик стала «многовекторность», маневрирование между Россией и ее конкурентами

Во второй половине 90-х государства начали вставать на ноги, активизировалась и конкуренция внешних сил. Тем более что в Европе к тому времени основные стратегические решения (расширение НАТО и ЕС, углубление интеграции, нейтрализация и устранение инакомыслящих режимов наподобие сербского) были приняты. Россия к концу 90-х переживала рецидив системного кризиса, который вновь поставил страну на грань обвала. Впрочем, даже в этом состоянии Москва обладала богатым набором инструментов, чтобы не допустить полную переориентацию соседей на других патронов. Тогда основной внешнеполитической концепцией бывших союзных республик стала «многовекторность», маневрирование между Россией и ее конкурентами без окончательного примыкания.

В 2000-е годы такое положение вещей сохранилось, хотя все чаще предпринимались попытки самоопределения. Примером пророссийского выбора служила Белоруссия, хотя, находясь в постоянном конфликте с Западом, Александр Лукашенко ухитрялся лавировать для получения дополнительных преференций от России. Противоположный полюс – Грузия, курс которой при Михаиле Саакашвили стал однонаправленным. Характерный случай – Украина, которая после «оранжевой революции» попробовала рывок в Евро-Атлантику. Он провалился по внутренним причинам, несмотря на поддержку Запада. Образец фактического перехода на сторону США без формального декларирования – Азербайджан, флагман энергетических проектов, альтернативных российским.

Российско-грузинская война конца 2000-х знаменовала готовность Москвы применять силу, чтобы не допустить соперников в зону своих жизненных интересов. Но даже после этого вопрос ребром, «или-или», не ставился. Скорее действия России были призывом не разрушать более или менее многовекторный статус-кво, зафиксировать его, дабы не вынуждать никого на резкие действия. Но расстановка сил изменилась. Россия восстановила часть возможностей, Запад, напротив, утратил.

Большинству стран придется выбирать. Сохранить относительную дистанцию могут богатые ресурсами государства

Украинская коллизия 2013 года обозначила следующий этап. Конфликт из-за соглашения об ассоциации с ЕС поставил Киев перед выбором. И Евросоюз, и Россия сделали предложения, сочетать которые, то есть действовать в привычной для Киева парадигме, оказалось невозможно. Последствия мы теперь знаем, но назад не отмотать – борьба внешних сил приняла принципиальный характер. И касается это не только Киева.

Большинству стран придется выбирать. Сохранить относительную дистанцию могут богатые ресурсами государства. Азербайджан, Туркмения, Узбекистан держатся в стороне от альянсов. Другой вариант «невыбора» пока чисто гипотетический – договоренность внешних сил о «совместной эксплуатации» той или иной страны, которая декларирует неприсоединившийся статус. Это предлагают ветераны холодной войны на Западе, говорящие о необходимости «финляндизации» Украины.

Время, когда внешние патроны старательно делали вид, что они не являются соперниками, а это позволяло играть в «геополитический плюрализм», заканчивается. Понятно, что любой выбор – это совокупность приобретений и издержек, и каждой столице придется самой вычислять баланс. Так, императив безопасности определил решение Еревана в пользу Евразийского экономического союза. Грузию Москва не остановит – в Тбилиси понимают, что шансов на возврат Абхазии и Южной Осетии нет, так что в этом отношении терять нечего, а иные способы воздействия Россия уже применяла. Случай Молдавии сложнее. И дело не столько в Приднестровье, сколько в Гагаузии, которая заявила намерение сделать свой выбор, если Кишинев сделает свой.

Фаза «определенный вектор» также не последняя. Мир и Евразия развиваются, так что не исключено, что после новых коллизий верх возьмут общие интеграционные тенденции. Что с рациональной точки зрения было бы самым правильным. Впрочем, как говорил вождь мирового пролетариата, прежде чем объединиться, надо как следует размежеваться.

Федор ЛУКЬЯНОВ,
председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике  

«Российская газета», 04.06.2014