Марик ЛЕЙКИН. Владикавказский опер. Часть 2

Золото взвешивали, как картошку

Летом 1982 года Владикавказ облетела страшная весть – убит Вадим Гулеватый. Вряд ли кому из нынешнего молодого поколения эта фамилия что-то скажет. Но тогда она была на устах у всех. Воспитанник местного футбола, он был одним из ведущих игроков обожаемого всей республикой «Спартака», столпом его обороны в свои лучшие голы.

Гулеватого нашли мертвым на берегу Терека недалеко от Чугунного моста рано утром. Владелец немецкой овчарки, как обычно, выгуливал своего пса и наткнулся на тело. Арсен Кулаев увлекался футболом всерьез, и ему не составило труда, приглядевшись, узнать, с кем произошла беда. Знаменитый футболист, на лице которого отчетливо виднелись ссадины, лежал на спине в десяти метрах от бурного речного потока, неестественно растопырив руки, как это иногда делает гандбольный вратарь, стремясь максимально перекрыть собой ворота.

Звонок в дежурную часть МВД с таким известием переполошил не только милицейское, но и партийное начальство. Смерть футболиста стала сенсационной новостью, которая быстро облетела весь город. Но в трагическом для Вадима финале для посвященных в его послефутбольный период неожиданного было немного. После завершения спортивной карьеры он не нашел своего места в жизни. Не сумел этого сделать сам, а верного товарищеского плеча так и не ощутил. Приятелей, особенно тогда, когда инерция его славы еще была велика, у Гулеватого было – хоть пруд пруди. Многие из них, к сожалению, были и собутыльниками. В результате к 38 годам некогда талантливый спортсмен стал прожигателем жизни. Не сумев, как это делал на футбольном поле, проявить характер, он уже не в силах был обходиться без спиртного.

На место, где было найдено тело, прибыли сотрудники центрального аппарата министерства, райотдела милиции, представители прокуратуры и эксперты. Осмотр ничего не дал. Каких либо признаков борьбы на берегу обнаружено не было. Вся надежда оставалась на палочку-выручалочку – рутинную, но всегда значимую работу с населением.

Подворный обход домов в близлежащих кварталах в тот же день дал зацепку. Стало известно, что за два дня до своей смерти Вадим в давно облюбованном им подвале одного из домов выпивал вместе с неким Адамом Бастаевым. По словам соседей, между ними произошла ссора, переросшая, видимо, в драку – такое впечатление сложилось у них по доносившимся шуму и крикам.

Быстро выяснилось, что Адам Бастаев, молодой человек 27 лет без определенного рода занятий, которого все называли Адиком, жил в отцовском доме неподалеку. Высокий, стройный, одевавшийся с иголочки, он был гордостью не только родителей, но и младшей сестры Изеты, которой завидовали почти все ее подруги, знавшие, что Адик голову снесет любому, кто посмеет ее обидеть. Но что связывало Бастаева и Гулеватого? Ведь между ними была разница в возрасте в 11 лет! К тому же молодой человек, пунктуально следивший за своим внешним обликом, не мог быть поклонником времяпровождения в подвальных помещениях.

Ответ на этот вопрос был получен в ходе разговора, состоявшегося в доме Бастаевых. Алан Георгиевич, отец Адама, тоже высокий и видный мужчина, быстро дал верный ориентир, сообщив, что сын с детства бредил футболом. Таким образом, можно было с большой долей вероятности предположить, на какой почве были выстроены отношения Гулеватого и Бастаева. Уточнить это у самого Адика оказалось невозможным. По словам близких, накануне он уехал к друзьям в Киев.

Такое совпадение настораживало и усиливало подозрения в том, что здесь не все так гладко, как пытались представить милиции родные Адама. Тем более, что на уточняющие вопросы они отвечали уклончиво или отделывались общими фразами. Однако, кроме мало объяснимых странностей и интуитивных предположений, никаких доказательств того, что Бастаев причастен к смерти Гулеватого, не было. На часть вопросов должна была ответить судмедэкспертиза. Но при любом раскладе молодого человека, отправившегося на гастроли на Украину, надо было найти и допросить.

Михаил Нерсесович Карапетян был неординарной личностью. В свои неполных пятьдесят он давно завоевал репутацию верткого и хваткого дельца. В смутное постсоветское время именно таких ловких и оборотистых людей стали называть бизнесменами. А тогда, в конце семидесятых – начале восьмидесятых, и слова-то такого в лексике советского человека применительно к собственной стране не существовало. Но бизнесмены были. Правда, своеобразные. Сначала Миша торговал на «молоканском» рынке, заведуя магазином хозяйственных товаров. Потом занимался примитивным предпринимательством, которое в советский период называлось страшным словом «спекуляция». Он специализировался исключительно на импортных мебельных гарнитурах, которые пользовались у состоятельных людей большим спросом и достать которые обычным путем – по официальной цене через магазин – не было никакой возможности.

Рискуя, Карапетян играл по-крупному. Гарнитуры, продаваемые втридорога,  приносили очень приличные барыши. Через некоторое время, когда его слава мебельного короля вышла за узкий круг денежных знакомых, им заинтересовался ОБХСС. Эта прижившаяся в народе милицейская аббревиатура, обозначавшая отдел борьбы с хищениями социалистической собственности, многих приводила в трепет. Но Карапетян сумел подобрать «ключи» к некоторым из наших коллег, оказав им, видимо, ряд весьма важных услуг. Доказательств этого, конечно же, не было, но факт остается фактом: торговец, не один год спекулировавший импортной мебелью, так и не побратался с тюремными нарами.

Правда, сам Карапетян не зарывался. Инстинкт страха и природная осмотрительность подавляли в нем страсть к безоглядной алчности. Он очень осторожно стремился к расширению масштабов спекулятивной деятельности, понимая, что, несмотря на высокое покровительство, его судьба в любой момент совершить крутой поворот. И Миша постепенно стал отходить от мебельных дел, придумав совершенно гениальную идею, основанную на кавказских традициях многолюдных застолий. Он первым во Владикавказе закупил многоместные палатки, столы, лавки и стал сдавать их в аренду на свадьбы и похороны. Мало кто предполагал, какой немыслимо высокий доход это сулит, по сравнению с которым мебельные перепродажи были почти детскими забавами. Но нашлись такие, кто сумел оценить по достоинству предпринимательскую жилку Карапетяна и его новации.

Михаил Нерсесович с женой Эльзой жил в собственном двухэтажном кирпичном особняке. Для двоих дом был великоват, зато в просторном дворе хорошо размещался палаточный инвентарь, который скрывали от уличных глаз высокие деревянные ворота. Карапетян умел жить в удовольствие. Поэтому, когда семейные отношения давали глубокую трещину, которая чем дальше, тем больше принимала необратимую тенденцию, он не отчаивался, а действовал по принципу: жизнь коротка, и нельзя ее бездарно растратить в попытках склеить то, что разбито вдребезги.  Женитьба на Эльзе, состоявшаяся несколько лет назад, была уже третьим браком Миши. Ему казалось, что наконец-то он нашел уют и покой домашнего очага. Эльза, которая была моложе его на двенадцать лет, оказалась весьма мудрой женщиной и сумела выстроить их взаимоотношения так, что редко находились поводы даже для небольших размолвок, не говоря уже о ссорах, а, тем более, скандалах.

У каждого из супругов была своя спальня. На этом настоял сам Михаил Нерсесович, который знал, что его храп вынести невозможно. По этой причине он даже перестал передвигаться поездом. На море в Сочи, к родственникам в Москву или в Ереван он летал только самолетом. Других вариантов просто не существовало: на железной дороге среди пассажиров мог бы произойти форменный бунт – вплоть до остановки состава. В доме у него была даже запасная спальня на первом этаже – на тот случай, если его трубный храп совсем выйдет из берегов, что случалось обычно после обильных застолий.

Этот вечер Карапетян провел в домашней обстановке. Эльза приготовила его любимое жаркое, и после сытного ужина Миша подремывал в кресле перед телевизором.

– Иди, ложись, чего ты мучаешься, – жена легонько стала выталкивать его из кресла.

Миша сопротивлялся недолго. А когда его голова соприкоснулась с подушкой, то уже через минуту помещение сотрясал его знаменитый ритмичный храп. Эльза прикрыла дверь спальни и тоже стала готовиться ко сну. За целый день она намаялась в работе по дому, которой, казалось, не будет конца: все-таки особняк для двоих – это, конечно, простор, но и колоссальные усилия по поддержанию чистоты и порядка, которые усердная женщина блюла, как зеницу ока.

Была глубокая ночь, когда несколько выхваченных из тени силуэтов метнулись от забора к дому. Собаки у Карапетяна не было, поэтому незваные гости почти не потревожили тишину спящего квартала – только где-то вдалеке брехал одинокий пес. Миша и Эльза не слышали, как щелкнул замок, скрипнула дверь в прихожей, и звуки посторонних, чужих шагов устремились вглубь дома. Поиски хозяев длились недолго. Карапетяна разбудил сильный толчок, какой бывает, когда резко тормозит поезд.

– Вставай, падла! – услышал он угрожающую команду у себя прямо над ухом.

Миша пытался повернуться на другой бок, так и не поняв, что все это – не дурной сон, а страшная явь. Но занять более удобную позу не успел. В следующее мгновение он получил такой удар в челюсть, от которого у него посыпались искры из глаз. Прямо перед собой Карапетян увидел молодое, перекошенное злостью лицо, которое внезапно для него заговорило:

– Что ты разлегся? Вставай, тебе сказали! И быстро доставай деньги!

Михаил Нерсесович выбрался из-под одеяла и попытался надеть брюки, но получил удар теперь уже ногой, всю силу которого принял на себя его большой и упругий живот. Он согнулся пополам, но тут почувствовал, как что-то холодное и металлическое уткнулось ему между ног.

– Я тебе сейчас яйца прострелю, колобок, если будешь канителиться! Гони золото!

Сказавший это молодой парень лет двадцати семи выглядел спокойным, но в глазах его читалась безжалостность. «Такой на самом деле застрелит», – подумал Карапетян, но, тем не менее, инстинктивно решил держаться до последнего. А инстинкт подсказывал ему, что удовлетворение требований грабителей не является гарантией того, что ты останешься в живых. Как раз наоборот, тогда твоя жизнь уже ничего не будет стоить и никому не будет нужна.

– Вы меня с кем-то путаете, у меня нет никакого золота, – вымолвил Михаил Нерсесович.

– Тогда мы из тебя самого котлету золотую сейчас сделаем, – выпалил тот, кто обратился к хозяину первым.

Карапетян из-под полуприкрытых век посмотрел на беснующегося бандита, обратив внимание на то, что у того было явное косоглазие. «Как Крамаров – только, когда помоложе был», – подумал несчастный. В критической ситуации всякие мелочи невольно так и лезут в голову. Пауза на раздумья оказалась ничтожной. Тут же на Михаила Нерсесовича обрушился град ударов. Он ощутил на своей голове рукоятку пистолета, после чего, как подкошенный, стал сползать вниз.

На паркетном полу быстро стало разрастаться кровавое пятно. Налетчики, а их было четверо, разделились. Двое, так и не сумевшие побеседовать с хозяином, пошли наверх искать его жену, а оставшиеся взяли Мишу за ноги и, оставляя за собой кровавый след, поволокли в ванную, чтобы привести его в чувство, когда понадобится.

Перепуганная Эльза в ночнушке стояла на коленях перед своей кроватью и тряслась от страха, пытаясь лихорадочно сообразить, как ей вести себя, чтобы уцелеть в такой казавшейся безысходной ситуации. Женская интуиция продиктовала ей сначала испробовать «гостей» на жалость.

– Не трогайте меня, пожалуйста, я беременная, – взмолилась она, наивно полагая, что столь весомый аргумент поможет ей сохранить и жизнь, и свою честь.

Ей повезло, что бандитов она сама интересовала в гораздо меньшей степени, чем ее осведомленность. Именно по этой причине Эльза, как ранее ее муж, ощутила у себя между ног холодную сталь нагана. Ее охватил дикий ужас.

– Скажешь, где вы прячете золото, отпустим, – объявил ей красивый молодой мужчина, который, казалось, совсем не волновался, как будто уже в течение многих лет делал свою привычную работу.

– У нас нет золота, – возразила Эльза.

– Давай-ка отведем ее к муженьку. Может, тогда она поумнеет и начнет чирикать? – предложил красавчик своему напарнику.

Женщина завизжала, но, вновь ощутив прикосновение оружия и нешуточную угрозу в голосе его обладателя, стала тихо всхлипывать. Двое мужчин подхватили ее под руки и поволокли на первый этаж. Когда дверь ванной распахнулась, взору Эльзы предстала жуткая картина. На кафельном полу с разбитым лицом, весь в крови лежал ее муж, не подавая признаков жизни.

– Он молчал, и теперь будет молчать всегда. Хочешь, чтобы и с тобой так же получилось? – грозно спросил ее вооруженный налетчик.

– Нет, не хочу. Я жду ребенка, не трогайте меня. Я все вам скажу, все, – затараторила перепуганная женщина, шокированная увиденным.

– Тогда говори!

– За умывальником. Я покажу.

Изможденная и опустошенная, Эльза готова была на все, лишь бы поскорее закончился этот кошмар. Ей уже было все равно, что эти злые люди сделают с ней – пусть хоть убивают, чем так мучиться и унижаться.

– Ну, вот видишь, какая ты молодчина! Даю слово, мы тебя не тронем, – подбодрил ее главный.

Эльза повела их во двор, где под навесом стоял автомобиль ее мужа. После ярко освещенных комнат поначалу возникло ощущение непроглядной тьмы, но через минуту, когда глаза привыкли к новой обстановке, уже вполне можно было ориентироваться. Проникавшая через забор тусклая полоска уличного света и более яркий поток из распахнутой двери дома выхватывали контуры высокой пирамидальной тумбы, сиротливо прижавшейся в глубине двора к стене между домом и сараем.  Вмонтированный в нее  умывальник скорее был декоративным, чем  постоянно действующим: в доме было централизованное водоснабжение, но в летнее время реликт уходящей эпохи иногда бывал востребован.

– Вот здесь, – Эльза показала пальцем на низ тумбы. – Там под умывальником то, что вам надо.

Один из грабителей открыл дверцы. На фанерном днище стояли какие-то хозяйственные мелочи и базарные весы, какими на рынках продавцы взвешивают картошку и помидоры. Он вытащил весы и переставил их на землю, затем поддел ножом фанеру. В полутьме ничего примечательно заметить было невозможно.

– Ты что, кинуть нас решила? – стал закипать самый юный из всей четверки, которому на вид было от силы лет шестнадцать. – Замочи эту лживую суку, Кес!

– Я говорю правду. Там закопаны два ящика с драгоценностями.

И действительно, когда тот, кого назвали Кесом, поковырял землю, нож воткнулся во что-то твердое. Вскоре взору грабителей открылись два цинковых ящика, в которых хранят патроны. Когда их вскрыли, то ахнули. Один ящик был заполнен пачками облигаций трехпроцентного займа. Другой – доверху забит драгоценностями. Главный из преступного квартета не удержался, запустил руку внутрь и вытащил из ссыпанных в кучу разных  ювелирных изделий массивный золотой крест, инкрустированный рубинами и крупными бриллиантами.

– Ух ты! – невольно воскликнул самый юный и нетерпеливый участник преступной банды.

На вид крест весил под килограмм, и было сложно представить, что такую тяжесть можно было носить постоянно. Скорее всего, он предназначался для ношения высшими служителями церкви в особых церемониальных случаях, чтобы своими размерами и  красотой оттенить торжественность таких минут.

– И как мы теперь все это потащим? – задал витавший в воздухе вопрос своим подельникам Кес.

– Чей товар, тот и транспорт обеспечивает, – с улыбкой кивнул на стоявшую во дворе машину красавчик-главарь.

Его подельники открыли багажник и положили туда то, за чем пришли.

– Это тоже возьмите, – сказал им предводитель, указывая на весы, чем поверг в неподдельное изумление.

– Это еще нам зачем? – не удержался от вопроса Кес.

– Бери, потом узнаешь, – отрезал инициатор странного решения, которое, однако, обсуждать никто не осмелился.

Воровская удача так вскружила голову бандитам, что они на какое-то время перестали логически мыслить. И только когда весы перекочевали в багажник, вспомнили о том, что прежде, чем ехать, машину надо сначала завести.

–  Где ключи от машины? – спросил Кес Эльзу.

– Я не знаю, обычно муж держит их в пиджаке или в куртке. Это там, в шкафу, наверху, – сообщила еще не отошедшая от шока женщина.

– Я мигом, – вызвался принести ключи самый молодой член банды.

Пока он занимался транспортным обеспечением, Кес пошел проверить, что происходит в ванной. Карапетян лежал в той же позе, в какой его оставили в последний раз. Голова так же свешивалась, только кровь подсохла и пол-лица закрывала огромная гематома. Глухой стон, издававшийся хозяином, был едва слышен. Кес смачно плюнул на эту жирную массу и выругался.

Между тем, бойкий юноша вернулся не только с ключами, а с целой вязанкой вещей, которые он накидал в простыню. Из этого импровизированного мешка свешивалась шикарная норковая шуба, которая в это летнее время смотрелась, как абсолютная несообразность.

– Зачем тебе это барахло? – строго спросил юнца главный. Он явно не одобрил инициативу снизу.

– В хозяйстве все сгодится, – философски заключил тот. И для пущей убедительности добавил: – Чего добро этим скотам оставлять!?

Главарь не стал спорить, дабы не терять время на пустую перепалку. Он дал команду отвести жену к мужу и хорошенько запереть их в ванной – чтобы те не смогли сразу вызвать милицию. Сам же сел за руль, вставил ключи в зажигание и завел машину. Кес сел на переднее сиденье рядом с ним. Когда остальные двое вернулись, один из них пошел открывать ворота, и они тронулись в путь.

– Адик, куда поедем? – спросил Кес, как только они отъехали от дома Карапетяна на два квартала.

– Машину будут искать, надо отъехать подальше, – ответил главный.

На заднем сиденье расположились семнадцатилетний Гафур и двадцатипятилетний Вачаган, которого все звали Вачиком. Между ними лежал тюк с вещами. Когда проехали Беслан, то вопросов еще не было. После Дарг-Коха подельники забеспокоились. Но Адик рассчитал все точно. Он хотел, чтобы до рассвета, когда милиция будет поднята на ноги, они уже находились вне пределов республики, где намного спокойнее было переждать первоначальную активность органов.

Когда миновали Эльхотово, Адик свернул с трассы и по едва заметной колее стал углубляться в лесной массив. На первой же полянке он остановил машину, спокойно вышел, открыл багажник и достал оттуда весы. Содержимое первого ящика он разделил легко: каждому из четверых досталось облигаций чуть более, чем на двадцать семь тысяч рублей – по две новенькие «Волги», если мерить по официальным расценкам. И еще на мопед останется.

Золото и драгоценности пришлось делить на вес. Бастаев прикинул на глаз, сколько должно достаться каждому, разделил содержимое второго ящика на четыре части и стал взвешивать. Поскольку крест и массивную цепь он оставил себе, то довесок к ним получился куцым – всего один перстень, несколько колец и сережек из почти двухсот пятидесяти золотых и серебряных изделий. Все это он положил в карман пиджака, тут же достав оттуда спички.

– Всем отойти от машины, – приказал Адик, открыл бензобак и поднес к нему горящую спичку.

– Что ты делаешь? – закричал Гафур. – Отдай машину мне!

– Дурак! Чтобы тебя и нас из-за этого драндулета накрыли? – резко возразил Бастаев, который не только отличался ясным умом, но и не был столь жадным, как остальные.

Адика вынужден был поддержать Кес.

– Жадность фраера сгубила. А ты же не фраер, Гафур?

– Отойдите подальше, – предупредил всех Адик, бросил горящую спичку и, резко отскочив в сторону, быстро отбежал от машины.

Автомобиль вспыхнул, как факел. Прогремел взрыв. Гафур продолжал скулить:

– Хотя бы шубу мне оставили!

– Тебе же сказали, не будешь жадным – не сядешь! Не жалей ты о такой ерунде, – Кес продолжал поучать несмышленого, но горячего  и охочего до ценностей паренька.

Вообще-то Гафур оказался в их компании почти случайно. Его привлек Кес, с которым они жили по соседству, посчитав, что надо воспитывать перспективное молодое пополнение. На осторожное замечание Адика о степени надежности малолетнего Гафура, Кес за него поручился и знал, что тот не подведет. Только вот дури в юной голове было еще много, но под присмотром старших, более опытных и менее импульсивных, какими Кес считал себя и Адика, он должен был, по идее, остепениться.

Тем не менее, Гафур смотрел на пылающую машину с такой невыразимой болью в глазах, как будто только что потерял близкого человека. Он не мог взять в толк, зачем стирать с лица земли то, что можно на время спрятать, а потом с выгодой попользоваться, отказываясь понимать, что фактор времени при таких обстоятельствах может растянуться надолго, если не на всю жизнь.

Начинало светать. Они вышли на дорогу по двое и, пройдя вперед еще метров пятьсот, дождались автобуса Баку-Минводы, который, как знал Адик, проходил здесь как раз в это время. В Нальчике вышли Кес, Гафур и Вачаган, один из трех братьев Аракеловых, живших в Заводском и промышлявших тем, что подвернется под руку. Для Вачагана, как и для его юного кореша,  первые настоящие дела начались тоже под руководством Кеса, до этого он участвовал только в мелких кражах да время от времени хулиганил. Адик строго приказал им не возвращаться во Владикавказ раньше, чем через неделю, нигде по глупости не засветиться, а сам поехал в Минводы, чтобы оттуда улететь на море. Там он рассчитывал отдохнуть и с новыми мыслями вернуться в родной город.

Оказавшись запертой в ванной вместе со своим мужем, обессиленная Эльза поначалу не могла пошевелиться – так велико было потрясение от случившегося. Стон Миши заставил ее вздрогнуть и осознать, что произошло в реальности. Она поняла, что рано похоронила мужа и удивлялась, как после такого налета они оба остались в живых. Им просто повезло, что грабители оказались не отпетыми рецидивистами, для которых убить человека – это все равно, что чихнуть. Эти четверо, видимо, не собирались брать на себя «мокруху», хотя самый младший из них, несомненно, рано или поздно пойдет по этому пути, откуда обратной дороги, как правило, нет.

Эльза подползла к мужу и дотронулась до него. Тот застонал сильнее. Этот стон придал ей сил, и она, собрав в кулак волю, решительно поднялась и попыталась открыть дверь. Дверь не поддавалась. Тогда она попробовала толкнуть ее плечом. Ничего не получалось. Наружная щеколда была, как и двери, надежной и прочной. В отчаянии Эльза зарыдала и опять опустилась на пол.

Сложно сказать, сколько прошло времени, прежде чем женщина вспомнила про свои маникюрные ножницы, которые хранились в шкафчике для туалетных мелочей. К этому времени стал понемногу приходить в себя и Михаил Нерсесович. Он все время держался одной рукой за голову, а другой пытался тереть глаза, часто-часто при этом моргая, что свидетельствовало о его явном непонимании происходящего.

«Мишенька, как ты?» – спросила Эльза супруга. Тот в ответ промямлил что-то нечленораздельное. И раздосадованная женщина с остервенением принялась просовывать тонкие ножницы в едва заметную щель, чтобы поддеть щеколду. Однако ей удалось осуществить задуманное только тогда, когда она почти полностью выбилась из сил. Оказавшись на свободе, Эльза бросилась к соседям, чтобы позвонить в милицию и вызвать «скорую» – своего телефона, в отличие от денег, у них с Мишей не было.

Оперативники и медики приехали почти одновременно. Михаилу Нерсесовичу сделали необходимые уколы, приложили компресс к распухшему лицу и уложили в кровать. У Эльзы же попытались получить первичную информацию о нападавших, чтобы по возможности предпринять все необходимые действия по горячим следам. Однако, когда из сбивчивого рассказа пострадавшей мы поняли, что с момента нападения прошло более двух часов, шансов на быстрое задержание преступников практически никаких не было.

Нас удивило, что бандиты действовали открыто, не скрывая своих лиц, а, по крайней мере, один из них, тот, кто нахватал вещей в спальне, мог оставить отпечатки своих пальцев. Озадачивало и поведение главаря. По словам Эльзы, как бы в оправдание совершенного налета, он несколько раз сказал что-то вроде справедливого возмездия за грабеж людей, у которых случилось горе. Стало ясно, что преступники прекрасно знали, чем занимается Михаил Нерсесович, а их главарь подводил под свои криминальные действия благородную, чуть ли не робингудовскую базу.

Нас, конечно, поразил размер ценностей, которые унесли из дома Карапетяна. Облигации вместе с драгоценностями по самым скромным подсчетам потянули на 250-300 тысяч рублей – сумма по тем временам неслыханная. В тот момент никто из нас не мог предположить, что и она была заниженной, так как ни Эльза, ни пришедший в себя на следующий день Михаил Нерсесович так и не сообщили милиции о массивном золотом кресте с рубинами и бриллиантами, а также о столь же внушительных размеров золотой цепочке. Последняя, на первый взгляд, была ближе к цепи, которой держат на привязи собаку, нежели к нательному ювелирному украшению.

Но все это выяснилось намного позже. Отсутствие же на начальном этапе информации о таких явных вещественных уликах, конечно же, не расширяло наши возможности в установлении лиц, совершивших это дерзкое преступление. Более того, как раз сообщенная нам деталь – о том, что в порыве гнева малолетний преступник проговорился и назвал своего старшего подельника Кесом – увела поиски в сторону. Мы наивно полагали, что обладателем такой клички может быть только гражданин, носящий фамилию «Кесаев». И ошиблись…

Надо отметить, что перед нападением на семью Карапетяна было совершено несколько аналогичных преступлений. Но сходство было отнюдь не во всем.

Сначала по ул. Цаголова произошло разбойное нападение на дом Аванесова. Глава семьи незадолго до этого скончался, взрослые сыновья работали за пределами республики, и дома оставалась только их мать, Тамара Алексеевна, которая уже была на пенсии.  После перенесенного инсульта она прихрамывала, тем не менее, это не остановило преступников, они ее били, пытали. Особенно свирепствовал Гафур, который не считался ни с возрастом, ни с тем, что перед ним женщина, избивая ее ногами и угрожая раскаленным утюгом. Когда Тамару Алексеевну расспрашивал об обстоятельствах нападения Маирбек Гатагонов, который был тогда начальником отдела по особо важным делам угрозыска МВД СО АССР, то несчастная пожилая женщина ему сказала: «Я на всю жизнь этого подонка запомнила! Найдите его, пожалуйста! Мне не нужны ни деньги, ничего не надо, только найдите его!»

Поскольку преступление было совершено с применением оружия, оно было взято на особый контроль. Двое из четверых преступников по описаниям были похожи на тех, что несколько недель назад ворвались в квартиру по ул. Гугкаева. Одиннадцатилетняя Лена была послушным ребенком, и она бы ни за что  не открыла дверь незнакомцам, но те представились коллегами ее мамы и сообщили, что та прислала их за забытыми документами. Они так уверенно и безошибочно называли имена, место работы и другие подробности, что девочка впустила их в квартиру.

Это было первое серьезное испытание Гафура, которое ему устроил с разрешения Адика Кес. Но дерзкий юноша уговорил своего наставника пойти на дело с пистолетом. Кес попросил наган у Адика, но тот сначала в этом отказал. А потом, чтобы не обижать коллегу по преступному ремеслу, пистолет все-таки дал. Гафур быстро выпросил оружие у Кеса и не придумал ничего лучшего, как наставить его на перепуганного ребенка, когда девочка начала было кричать. Он затолкнул Лену в ванную, запер там, очень доходчиво перед этим объяснив, что если та вздумает еще раз пикнуть, то непременно ее убьет.

Во всех этих нападениях было одно общее: преступники были прекрасно осведомлены о тех, к кому они идут, и всякий раз основой их добычи становились не деньги и вещи, а золото и драгоценности.  Вместе с золотом из квартиры на Гугкаева преступники унесли джинсы, которые принадлежали брату Лены, старшекласснику. Джинсы в провинциальном городке были большим дефицитом и предметом зависти к их обладателям всех мальчишек и девчонок. Не удержался от соблазна и юный грабитель. Зато мама девочки сообщила нам важную подробность: молния на заднем кармане джинсов испортилась, она была вынуждена ее распороть и зашить это место черными нитками. Это была весомая примета!

Прошло несколько месяцев с момента  дерзкого нападения на дом Карапетяна, как случилось новое преступление. Судя по почерку, действовали представители разыскиваемой нами преступной группы. Только на этот раз в нападении участвовали трое. Они ограбили квартиру Коблова, чья дочь была ответственным торговым работником. Отца, страдавшего легкой формой шизофрении, о чем не знали родственники и соседи, каждый год возили на лечение в Прибалтику. Когда преступники ворвались в квартиру, с больным случился припадок. Тогда его привязали к холодильнику и сильно избили. Вместе с драгоценностями унесли деньги и много хрустальной посуды. Однако в этот раз фигурировал другой пистолет.

Дело в том, что когда смышленую девочку расспрашивали, то она опознала, какой в руках у Гафура был пистолет. Мы ей показали пистолет Макарова, но Лена уверенно заявила, что был другой. И опознала наган. То же самое подтвердила и Эльза. А теперь у тех же преступников появился еще один пистолет, предположительно «Вальтер». Это говорило о том, что их деятельность становится все более и более опасной. И если пока удавалось избегать смертей, то так бесконечно продолжаться не могло: коли есть на руках оружие, оно когда-нибудь обязательно выстрелит.

На следующий день после ограбления квартиры Коблова произошел неприятный, но характерный для той эпохи эпизод. Таймураз Батагов, опытнейший сыщик, проезжал по улице Куйбышева и увидел стоявшую автомашину, в которой находился сын крупного партийного руководителя нашей республики. Батагов, зная, что отпрыск партийного босса является наркоманом, на всякий случай остановился и заглянул к нему в машину. А там оказались две хрустальные вазы, которые подпадали под описание тех, что накануне украли у Коблова.

Сына ответработника доставили в МВД, хотя все понимали, что ничего с ним поделать не смогут. Тем не менее, его допросили. Он утверждал, что в ту ночь, когда было совершено преступление, его просто попросили подвезти незнакомые ребята, и он, испугавшись, их просьбу выполнил. В благодарность они оставили ему две вазы. В квартиру к Коблову он не заходил, что по показаниям потерпевшего являлось правдой. Но, главное, что нам стало известно в результате этого неофициального – без протокола – разговора, так это фамилия Кеса. Оказывается, зря мы искали его среди Кесаевых, потому как он был Игорем Тайбеевым, а кличку свою получил потому, что сильно косил.

Через час после начала беседы, из которой наши сотрудники хотели выжать еще больше информации, начались назойливые звонки министру с самого верха. Пришлось отпускать завзятого наркомана, которого угораздило связаться с криминальными элементами, промышлявшими разбоями. Но и полученные сведения были чрезвычайно ценными, в результате чего личность преступника по кличке Кес была быстро установлена. Остальное было делом техники.

Вскоре была получена информация, что Кес скрывается у Цики, который был женат на его сестре. Цика, получивший свое прозвище из-за давнего пристрастия к мотоциклам, в преступном сообществе вращался давно. Сел еще по молодости, но выводов не только не сделал, а погряз в криминальных делах еще более основательно. После первой ходки он старался не следить на своей территории, разъезжая по всему Северному Кавказу и занимаясь вооруженными разбоями. Он был объявлен в розыск в Кабардино-Балкарии и вскоре задержан в Москве. После второй судимости он обрел довольно высокий преступный статус и мелкими делами предпочитал не заниматься.

Цика жил в собственном доме на Молоканке. Группа захвата из 12 человек во главе с Гатагоновым прибыла на место поздним утром. Машины оставили за два квартала от дома, взяли под контроль всю улицу и пути возможного отхода преступника, после чего Маирбек постучал в ворота. Уже при его приближении отчаянно залаяла овчарка. О злом псе было известно заранее, поэтому внезапный налет на владения Цики был исключен. На стук вышла его жена.

– Милиция. Быстро уберите собаку! – показывая удостоверение, властно приказал ей Гатагонов и стал теснить ее во двор.

Как только собаку посадили на цепь и загнали в конуру, в дом ворвались сотрудники милиции. В зале нас ожидала удивительная картина: на диване с олимпийским спокойствием лежал Цика и курил, как ни в чем не бывало. Топот ног в его владениях, казалось, нисколько не мешал ему отрешиться от происходящего. Было ясно, что это спокойствие напускное, и первоначальная информация, полученная нами, была верной – Кес, несомненно, был здесь.

Вскоре послышался выстрел со стороны огородов. Мы знали, что там все надежно перекрыто, и выскочили из дома. На мокром снегу были отчетливо видны свежие следы убегающего человека. В одном месте – там, где лежали доски, покрытые толем, следов было больше, что показывало: здесь что-то происходило. После недолгих поисков мы обнаружили пистолет «Вальтер», который  Кес, убегая, засунул в зазор между досками. К этому времени самого Кеса уже взяли,  надели наручники и вывели со двора на улицу.

Пока подавали знак машинам подъехать поближе, у ворот дома стал скапливаться народ. Через несколько минут на крики и выстрелы сбежались люди со всей округи, здесь было не повернуться. Многие лезли прямо в гущу событий. Особенно упорствовал молодой парень в полушубке с мехом наружу. Как ни отгоняли его, он через несколько секунд опять подходил. Ну, и решили его для острастки взять, посадили в машину и увезли в МВД. А там обратили внимание на его джинсы и пришли в изумление: задний карман брюк был зашит черными нитками.  Вот это была удача! Можно сказать, желанная рыбка сама запрыгнула в расставленные сети.

Поплатившийся за свои назойливость и любопытство, Гафур показания давал крайне неохотно. При этом он всякий раз пытался представить события в ином свете, нежели все происходило на самом деле, пытаясь выгородить себя и принизить свою роль в разбойных нападениях. Так, в ходе очной ставки с маленькой Леной он стал убеждать нас в том, что не угрожал ей пистолетом, что наставил на девочку длинный ключ, который у него был, а она, мол, испугалась и приняла ключ за пистолет.

Следователь Рая Гасанова добросовестно протоколировала все эти сентенции, хотя и знала, что Гафур бессовестно врет. Но она понимала и другое: к истине нужно идти шаг за шагом. Сначала зафиксировать признание в том, что преступник угрожал ребенку. А потом уже с помощью уверенного опознания девочкой марки пистолета прижать Гафура окончательно.

Юному садисту предстояло пройти еще несколько очных ставок. Одна из них едва не закончилась самым драматическим образом. Когда Маирбек Гатагонов приглашал в МВД Тамару Алексеевну Аванесову, то очень беспокоился о том, что это свидание самым негативным образом скажется на ее здоровье.

– Вы только не волнуйтесь, тетя Тамара, – предупреждал он по телефону. – Теперь вы должны успокоиться, все, кто обидел вас, получат по заслугам.

Тамара Алексеевна поблагодарила его и всех нас за то, что преступников удалось-таки задержать, и призналась, что на благополучный исход она уже не надеялась.

– Я обязательно приду в назначенное время, чтобы выполнить свой гражданский долг, – сообщила она, прощаясь, по телефону.

Когда Аванесову пригласили войти в кабинет следователя на опознание, на стульях у стены расположились трое молодых ребят. Гафур сидел посредине. Тамара Алексеевна вошла, опираясь на палку, которая помогала ей преодолевать постинсультную хромоту и с трудом переносить за собой свое грузное тело. Она доковыляла до сидевших и на мгновение замерла, словно изучая смотревшие на нее лица. Следователь едва успела спросить Аванесову, узнает ли она кого-либо из присутствующих, как мы все вдруг с изумлением увидели, как взметнулась вверх палка Тамары Алексеевны, и она со всего размаху изо всех сил ударила своего мучителя по голове.

Пришлось вызывать «скорую». Аванесова стала трястись, едва не потеряв сознание. А Гафур схватился за голову, крича: «Уберите от меня эту сумасшедшую!». Врачи, сделав укол успокоительного, привели в чувство Тамару Алексеевну, а потерпевшему в этой короткой схватке перебинтовали окровавленную голову так, что он походил на раненого бойца, только что вышедшего из госпиталя. Мы, конечно, понимали, что старая больная женщина в своих действиях вышла за рамки дозволенного, но были целиком на ее стороне. Да, наверное, такие чувства испытывал бы каждый нормальный человек: подонки должны нести наказание и по закону, и по нормам человеческой совести.

Кесу тоже приходилось несладко. После того, как задержание оформили в   Ленинском РОВД, его поместили в КПЗ МВД республики. С ним также работал Маирбек Гатагонов, которого министр внутренних дел Комиссаров считал одним из основных «колунов» – так он называл тех оперативников, которые могли быстро «расколоть» подозреваемого исключительно за счет науки убеждать и навыков психологического искусства. Гатагонов легко нащупал слабое место Тайбеева. Ранее судимый, Кес панически боялся попасть в ту же колонию на Дальнем Востоке, где уже провел несколько лет. Оказывается, начальник лагеря так лютовал, что, по словам заключенного, держал их там за животных и даже хуже – очень жестоко обращался.

Кроме того, на Кеса имелись и свидетельские показания. Во-первых, в ходе очной ставки его опознала Эльза. А, во-вторых, ее соседи, вернее соседки, заметили, что несколько дней подряд перед разбойным нападением к дому Карапетяна приходил молодой человек, который часами прохаживался по улице или усаживался поблизости, ничего не делая, только время от времени закуривая очередную сигарету. Бдительные соседки не только подробно описали незнакомца, но и обратили внимание на особую примету: на правой руке у него была наколка в виде якоря со спасательным кругом. Все это было запротоколировано, и эта наколка стала дополнительным подтверждением безусловного участия Кеса в дерзком вооруженном налете.

Собственно, уже на второй или на третий день пребывания в КПЗ он от этого не отказывался, беспокоясь больше о другом – чтобы его не отправили снова на Дальний Восток. Однако Адика и Вачика Кес так и не сдал. О том, кто в их группе верховодил процессами, он говорить в любой форме категорически отказался. Так и дошли они вдвоем с Гафуром до суда, на котором Кесу дали 14 лет строгого режима, а его младшему напарнику по криминальным делам, учитывая несовершеннолетний возраст, – девять.

Смерть Гулеватого заставила пристальнее приглядеться к личности Адама Бастаева. Когда постепенно стала проясняться его руководящая роль в серии разбойных нападений во Владикавказе, найти его оказалось очень непросто. Ни в какой Украине, как нас уверяли его близкие, Адик, конечно, не был. Нам удалось по оперативным каналам обнаружить его местопребывание – у знакомых в одном из частных домов на Осетинке. Но когда мы нагрянули туда, Бастаева и след простыл. Тщательный обыск позволил нам обнаружить некоторые его личные вещи, что, однако, не принесло бесспорных улик его причастности к совершенным преступлениям.

Официально Адика в розыск не объявляли – не было для этого безупречных юридических оснований. Но в реальности его поиском постоянно занимались оперативники министерства внутренних дел республики. Достаточно сказать, что этот вопрос держал на личном контроле первый заместитель министра Б.Б.Дзиов, которому о ходе розыскных действий докладывали еженедельно, а при необходимости – и чаще.

Были взяты в разработку все родственные, соседские, дружеские связи Бастаева, регулярно выставлялись засады в местах вероятного появления, но он всякий раз выскальзывал из приготовленной для него ловушки. В течение двух лет Адик был в бегах. Скрывался в Кировском и в Ирафском районах Северной Осетии, в Кабарде, в Дагестане, в Москве. И все это время не ослаблялась оперативно-розыскная работа.

В Махачкале Бастаев едва ушел от преследования. У нас была стопроцентная  информация, что он скрывается в частном доме на окраине города. Мы установили, что некоторое время назад он снял там койку. Ночью дом окружили наши оперативники и приданные силы из Дагестана. Было известно, что разыскиваемый находится там. Но когда выломали двери и ворвались туда, Адика там уже не было. Он вновь оказался на полшага впереди и под покровом темноты сумел уйти огородами, а прицельный огонь в густонаселенном районе вести было нельзя.

Пришлось начинать все сначала. И вот поступили агентурные данные, что Адик перебрался в Москву. Надо было срочно усиливать наблюдение за его родными и за сожительницей – красивой брюнеткой по имени Манана. И действительно, вскоре после получения нами оперативной информации, в столицу засобиралась гостья, но не Манана, а Изета, сестра Бастаева. За ней установили круглосуточное наблюдение, не без оснований полагая, что она выведет нас на брата.

Старший посланной в Москву группы, один из самых умелых наших розыскников Вячеслав Морозов, был готов к любому повороту событий. Сразу же после появления Изеты в столице был установлен ее контакт со спекулянтами золотом и с некоторыми московскими ювелирами. Выяснилось, что она пытается за очень большие деньги продать уникальный золотой крест с рубинами и бриллиантами и золотую цепь. Происхождение креста и цепи нам оставалось на тот момент неизвестным. Поэтому Морозов срочно доложил об этом во Владикавказ.

Когда в МВД вызвали Карапетяна и стали задавать ему прямые вопросы, он покраснел, как рак. Вскоре он признался, что про крест  и цепь умолчал, потому что боялся назвать все свое состояние, уменьшив тем самым реальную сумму похищенного чуть ли не вдвое. Карапетян написал письменное заявление о том, что вспомнил о пропаже этих и еще ряда ювелирных изделий в тот злополучный день, дав подробное описание креста и цепочки, а позже предъявил нам и листок с номерами похищенных облигаций. Благодаря этому крест и цепь у Изеты мы на законных основаниях конфисковали. И хотя она клялась, что нашла их случайно в столице, теперь в наших руках были настоящие улики, которые позволяли быть в абсолютной уверенности, что после задержания Адика ждет твердая тюремная перспектива.

Но все это произошло не сразу. Изету еще долго «пасли» оперативники, но та, нельзя исключать, в какой-то момент почуяла слежку. Обнаружить ее она, конечно, не могла – действовали слишком хорошо подготовленные профессионалы. Но именно почуять своим обостренным женским нюхом она, скорее всего, сумела. Иначе невозможно было объяснить, почему она не пыталась войти в контакт с братом. И только когда наши сотрудники поняли, что этого не произойдет, была осуществлена конфискация украденных ценностей.

Было ясно, что Адик где-то рядом, что он обложен со всех сторон. Впоследствии выяснилось, что так на самом деле и было. На дворе уже стояла осень. Наступали холода. У Бастаева не было денег, ведь он был в бегах уже почти два года. Все деньги и ценности, которые ему достались после разбоев, закончились, и он в буквальном смысле побирался у давних и случайных знакомых. Помочь ему по сигналу и приехала в Москву Изета, но их встреча из-за активности оперативников сорвалась.

Помимо материальных затруднений, у Бастаева возникли и чисто бытовые. Адику негде было жить в Москве. А ему, измотанному, загнанному в угол, надо обязательно было отдохнуть, найти любую возможность хоть какое-то время где-то перекантоваться. И он докатился до того, что вынужден был искать пристанища у проституток.

Представительницы древнейшей профессии выезжали из Владикавказа в Москву регулярно, а возвращались домой, как правило, за тем, чтобы перевести дух и набраться сил на новую вылазку. Та группа, с которой вошел в контакт Адик, несколько лет назад начинала в Москве с улицы Горького и даже пыталась внедриться в закрытые владения гостиницы «Космос», где иностранцам интимные услуги  оказывали подконтрольные жрицы любви. Но элитных сексуальных услуг у покорительниц столицы не получилось. Постепенно они  опустились на самое дно, влача жалкое существование и промышляя, главным образом, в компании с бомжами у трех вокзалов. От былого величия и радужных планов осталась лишь шикарная двухкомнатная квартира, которую они снимали  на 4 этаже в фешенебельном доме рядом с театром на Таганке.

В этой «сталинской» семиэтажке с красивой аркой, толстыми стенами и высокими потолками жили в  основном люди с положением, такие, например, как народные артисты СССР Муслим Магомаев и Тамара Синявская. Как в свое время удалось представительницам Владикавказа снять такое жилье, так и осталось загадкой. Вероятно, они подобрали пути к такому решению хозяев с помощью оплаты за много месяцев, а то и за два-три года вперед.  Но если бы те видели, что стало с их владениями, не сдали бы жилье ни за какие деньги.   Квартира выглядела так: на кухне – две грязные тарелки, одна вилка и несколько засаленных стаканов.  В комнатах ни мебели, ни даже раскладушки не было – одни грязные одеяла, разбросанные на полу. По сути, это был отстойник для пяти девиц, которые приходили сюда, чтобы отоспаться и вновь идти на панель.

Ради того, чтобы несколько дней переночевать, с ними Адик в Москве и связался. И эта достоверная информация оказалась в нашем распоряжении. Ему устроили засаду. Двое суток несколько оперативников вынуждены были сидеть в грязном притоне. Если кто-то заходил в квартиру, обратно никого не выпускали. На третьи сутки под утро засаду решено было снять. Мы посчитали, что Адик в квартире уже не появится. А он пришел туда через полчаса после ухода оперативников. Оказывается, он долго наблюдал за квартирой и, заподозрив неладное, решил повременить со своим приходом. И оказался прав, в очередной раз доказав, что является неординарной личностью.

Кое-кто в Осетии хотел из Адика искусственно сделать преступника №1, попытавшись «повесить» на него чуть ли не все нераскрытые разбои, произошедшие в последние несколько лет в столице республики. Но это было не так. Он совершил только то, что совершил. К тому же не был жадным. И поэтому почти всегда оказывался «голым». Порой создавалось впечатление, что целью Бастаева было не обогащение, а приключение. Его больше интересовало, сможет ли он осуществить задуманное и остаться при этом не пойманным, чем банальное обладание золотом и дензнаками. Это, конечно, не делало его даже отчасти положительным героем. Слишком уж много зла принес он невинным людям. Но то, что Адик был не совсем обычным преступником, со своими определенными принципами, это было фактом.

Можно было предположить, что после таких передряг Бастаев довольно быстро покинет Москву, где его шаги уже поддавались вычислению. Так и случилось, о чем свидетельствовало полное отсутствие новых оперативных сведений о его пребывании в столице. Возвращение Адика во Владикавказ после почти двухгодичного перерыва нельзя было назвать неожиданным. Но, конечно, никто из нас не мог и подумать, что он наберется такой наглости и поселится прямо перед окнами начальника уголовного розыска МВД республики на улице Пожарского. Уже потом, когда вся эта эпопея завершилась, мы подтрунивали над Василием Павловичем Быковским, мол, целый месяц беглый преступник провожал главного розыскника Осетии каждое утро на работу.

Но и Василий Павлович времени зря не терял. Бастаева он, конечно, не видел, но по следу шел уверенно, используя ранее созданные оперативные наработки. У него на «крючке» сидел один довольно известный в республике спортсмен, штангист, призер всесоюзных и международных соревнований Сергей Иванов. От активной соревновательной практики он уже почти отошел, завершая свою спортивную карьеру. Но Быковскому было известно, что Сергей употреблял запрещенные стимулирующие препараты, снабжал ими более молодых спортсменов, а изредка – и наркотиками. На стимуляторах его и зацепили, вынудив к сотрудничеству.

В данном случае его допинговые увлечения пригодиться не могли, но, помимо них, Иванов был фанатичным поклонником оружия, любил им бряцать перед знакомыми. Стало известно и то, что ранее Адик пересекался с Сергеем именно на этой почве. Иванова строго, без дураков, предупредили, чтобы не чудил: двойная игра в столь ответственном случае была попросту неуместна.

И одним февральским утром в кабинете Быковского раздался телефонный звонок. Штангист сообщил, что Адик был только что у него на стадионе «Спартак», ему нужны были патроны, и он их ему дал. По словам Иванова, Бастаев въехал прямо на стадион на белой «Волге» вместе с какими-то ребятами, но общались они один на один: его спутники оставались в машине. Одна из оперативных групп, высланных на пути вероятных маршрутов, засекла похожую «Волгу» в районе железнодорожного вокзала, но человека с нужными приметами в ней видно не было. Когда об этом сообщили по рации Быковскому, тот распорядился продолжить наблюдение, предположив, что на заднем сидении человека можно и не заметить. Сам начальник УГРО также выдвинулся к месту событий.

Когда «Волга» подъехала к многоквартирному дому на Пожарского и из нее собственной персоной вышел Бастаев, который все время держал руку в кармане пальто, оперативники удивились. А на вопрос Быковского, где они находятся и куда ехать, ему ответили коротко: «Домой!». Но на Пожарского Адик пробыл недолго. Он вышел из подъезда с каким-то свертком, сел в машину и поехал в обратном направлении.

Вскоре все поняли, куда он направляется. Его зазноба Манана несколько месяцев назад внезапно пропала из поля нашего зрения. И только недавно было установлено, что она переселилась в дом к своему деду, который жил на Молоканке. У нас не было сомнений, что туда и направлялся Бастаев.

Как назло, в этот момент отсутствовали на месте и министр Комиссаров, и его правая рука Дзиов. Но события развивались так стремительно, что надо было принимать ответственность на себя и находить единственно верное решение. Быковский отверг предложения коллег из министерства брать Бастаева в машине, посчитав, что днем это было бы слишком большим риском для окружающих. Когда Адик приехал к Манане, к дому уже были стянуты значительные милицейские силы. После того, как мужчины вошли внутрь,  буквально через несколько минут фактически весь квартал был блокирован тройным кольцом.

Когда к Бастаеву обратились по громкоговорителю и предложили сдаться, из окон дома раздались пистолетные выстрелы. Началась стрельба, на свежем февральском снегу по периметру оцепленного квартала быстро образовались истоптанные участки. Все ключевые позиции были сотрудниками милиции заняты. Но важно было провести операцию без потерь, поэтому никакого безоглядного штурма не планировалось.

Старший лейтенант милиции Вячеслав Трубников под не прекращавшимся обстрелом  стал подползать к дому, где засели преступники. В его руках был слезоточивый патрон – так называемая «черемуха». Его прикрывал стрелявший из пистолета Вячеслав Морозов. Внезапно он прекратил стрельбу, и Трубников машинально замер, поглубже вжавшись в снег. Оказалось, что Морозов через прицел пистолета увидел, как с противоположной стороны дома показался их товарищ – Зелим Моргоев. Естественно, в такой ситуации стрелять было невозможно.

Но Трубников был уже почти у цели. Он прополз еще несколько метров и с подкупающей меткостью запустил в окно «черемуху». Меньше чем через минуту раздался крик: «Мы сдаемся!». И тут же из окон, как крысы,  с поднятыми руками стали вылезать двое преступников. Адика среди них не было. Сдавшимся скомандовали, куда надо идти, но не успели их скрутить, как где-то в глубине дома раздался одиночный выстрел. Потом все стихло.

Когда дым рассеялся, и стало ясно, что сюрпризов быть не должно, мы с нескольких сторон проникли в дом и увидели финал всей этой долгой истории. В зале на диване сидел Адик, рука его свешивалась с подлокотника, рядом валялся его незаменимый наган, а из виска стекала струйка крови.

Проведенный после необходимых судебно-медицинских процедур обыск дал следующие результаты. В комнате, которую занимала Манана, в целлофановом пакете были найдены завернутые в газету облигации. Их общая сумма составляла ровно одну четвертую часть того, что было похищено у Карапетяна. Сверка показала, что номера найденных и похищенных облигаций сходились.