Возвративший утраченное сокровище

// 25 апреля – день рождения выдающегося исследователя Андрея ШЕГРЕНА (1794-1855)

Швед по национальности, родившийся в Финляндии, российский академик, осетиновед по своим научным интересам – все это в одном лице Андрей Михайлович ШЕГРЕН. Интерес этот сформировался у Шегрена во время его пребывания в Осетии в 1836-1837 гг.

Здесь он при помощи военного переводчика Петра Жукаева и владикавказского протоиерея Шио Двалишвили изучал осетинский язык. Побывав во всех осетинских ущельях, Шегрен достаточно глубоко изучил «тагаурский» (так он называл иронский) и дигорский диалекты.

Основные результаты своих научных поисков Андрей Михайлович изложил в опубликованной в 1844 г. в Санкт-Петербурге работе «Осетинская грамматика». Значение этого капитального труда, в котором отражены многие важные стороны осетинского языка, невозможно переоценить. «Грамматика» Шегрена сыграла свою роль в становлении осетинской письменности и литературы, в формировании первых отрядов осетинской интеллигенции, в развитии культуры в целом.

Планку научного уровня этой работы надежно фиксирует присуждение ее автору премии Вольнея Французской Академии наук. Эта крупная награда была присуждена Шегрену «за особые успехи в области филологии». Высокую оценку труду Шегрена дал и основоположник славянского сравнительно-исторического языкознания А.Х.Востоков, назвав его «превосходно изложенной Грамматикой Осетинской».

Столь же лестно характеризуется исследование Шегрена в анонимной статье (она подписана инициалами П.И. и, по мнению В.Уарзиати, автором публикации являлся П.Иоселиани, хорошо знавший Шегрена) в газете «Закавказский вестник» (1845, № 11): «Составитель этой грамматики академик Шегрен должен быть назван героем и благодетелем для всего племени иронов… Изложением правил осетинского, во многих отношениях замечательного для истории и филологии, этот, повторяю опять, народный герой окажет такую услугу, с которою не могут сравниться никакие средства в улучшении их нравственного, а затем физического быта».

Академик Шегрен был не только лингвистом, но и этнографом. Об этой стороне деятельности ученого можно судить по очерку «Описание дугорского народа», а также по сохранившимся письмам, недавно опубликованных профессором Т.Т.Камболовым.

Так, в отправленном из Моздока 1 ноября 1837 г. письме г-ну Кругу, Андрей Михайлович привел интересные данные из дневниковых записей о быте осетин. На пути из Кабарды в Западную Осетию он встретил «несколько групп осетин, которые по горскому обычаю были вооружены ружьями, саблями, пистолетами и кинжалами». Остановившись в одном из дигорских сел, Шегрен попытался заговорить по-осетински. «Мои усилия, – отметил ученый, – произвели такой эффект, что даже сама хозяйка, отбросив свою сдержанность, устроилась рядом со мной и начала беседовать с чужестранцем».

В ауле баделята Касая Кубатиева (фигура кавказского масштаба, в 1827 г. во главе целой группы горских феодалов присягнувшего на верность России) Шегрен провел несколько дней, оставив в дневнике описание обычая гостеприимства, этнографические зарисовки жилища, внутреннее убранство комнат, особенностей хозяйства горцев.

В небольшом очерке «Описание дугорского народа» также приводятся краткие историко-этнографические, топографические и статистические сведения о западной Осетии.

Характеризуя общественный строй Дигории, Шегрен подчеркнул: «Дигорцы не имеют князей, однако принадлежат разным господам, которые есть двух больших фамилий, Баделидзе и Черкесидзе». От рядового населения баделята «дань получают малую и почесть невелика».

Из особенностей быта горцев Центрального Кавказа Андрей Михайлович отметили институт аталычества. Суть его заключалась в воспитании княжеских детей вне дома, на стороне, «так, что княжок иногда и родителей своих не знает». Воспитатель назывался аталыком; отсюда и название института. Когда воспитаннику исполнялось 11-12 лет, его «в отеческий дом обратно приводят, одевают его и вооружают совершенно, лошадь дают и пр.».

В очерке приведено немало этнографических деталей из жизни и быта осетин. «Деревни не укреплены кругом, а старшины имеют башни бойные». Аулы «по большей части малые. Стур-Дугора имеет, однако, около 300 домов. Дома без порядку построены в кучах. Крыша земляная, конюшни и стойла не землянки, а также каменные».

Еда у осетин той поры «простая и не хорошая. Хлеб пшеничный для лучших, а для других – ячменный». В целом у знати стол богаче. «Масло, сыр овечий, барашки варенные, по кускам разрезанные, в середине и по краям стола куски хлеба. Голову баранью старшему оставляют. Потом из чашек пьют жижу, которая иногда с кислым молоком и чесноком. Хабизджины у них род пирога, начиненный сыром и бараньим салом копченным… Сперва обедают старшие, а прочие стоят; когда они отобедают, подвигают столик ниже к дверям и там уже другие едят, а слугам остатки дают. Женщины не обедают с мужчинами».

А.М.Шегрен оставил интересное научное наследие. Давая его оценку, В.Уарзиати привел слова В.И.Абаева: люди нередко оценивают деяния современника, исходя из прижизненных знаков его престижа. «Но когда он умирает, вся эта бутафория быстро забывается, и существенными остаются только две вещи; во-первых, что дал этот человек обществу, своему народу, своей стране, человечеству, каким творческим трудом была отмечена его жизнь; во-вторых, какой светлый след он оставил в сердцах тех, кто либо знал его лично, либо, зная его жизненный путь, его жизненное поведение, составил о нем определенное представление, определенный образ, возвышающий и облагораживающий его собственную душу. Короче говоря, творческий труд и человеческий образ – вот что оставляет человек в наследие людям. Все остальное обращается в тлен и прах».

Исходя из этих критериев, надо признать, что А.М.Шегрен оставил о себе светлый след. Своей научной деятельностью он открыл новую эпоху в культурном развитии осетин.

В заключение еще раз процитируем В.Уарзиати, который так проникновенно сказал о Шегрене: «Мы еще глубже осознаем величие его труда и благодарно склоняем головы перед памятью этого удивительного человека, как будто специально посланного нам небесами для возвращения утраченного сокровища».

Феликс ГУТНОВ,
доктор исторических наук