Алла ДЖИОЕВА: «Мы сами должны бороться за свое право жить так, а не иначе»
В Южной Осетии сегодня проходит церемония инаугурации избранного президента Леонида Тибилова. Народ Южной Осетии выбрал Тибилова с четвертой попытки. До него осетины выбрали своим президентом Аллу Джиоеву, бывшего министра образования и лидера оппозиции. Но Джиоевой не дали возглавить республику. Выборы решением Верховного суда были признаны недействительными, новые были назначены на март.
Джиоеву, которая вывела тысячи людей на центральную площадь Цхинвала, заставили подписать унизительное соглашение с властью. А потом и вовсе закрыли под охрану в больнице, куда она попала после попытки задержать ее накануне объявленного ею дня собственной инаугурации.
Алла ДЖИОЕВА незадолго до инаугурации нового президента республики Леонида Тибилова рассказала специальному корреспонденту ИД «Коммерсант» Ольге АЛЛЕНОВОЙ о том, как она смотрит на новые президентские выборы, состоявшиеся в марте; кого поддержит ее новая партия; и что нужно делать новому президенту Южной Осетии, чтобы вернуть доверие людей к власти — и к местной, и к российской.
— Вы не стали поддерживать никого из кандидатов в президенты, почему?
— Если говорить о Давиде Санакоеве, то при всем моем уважении к этому молодому человеку, которого все называют «хорошим парнем», у меня к нему есть и претензии. Я была заслуженным учителем России и Южной Осетии, и Давид Санакоев прекрасно знал, насколько мое уголовное дело было инициировано властью и не подкреплено никаким фактическим материалом. И я обратилась к нему, потребовав независимой экспертизы моего уголовного дела. Но я встретила безразличие. Или даже не безразличие — он просто не осмелился пойти вопреки воле президента. То есть встать над этим он так и не сумел. Конечно, «Молчалины блаженствуют на свете», но, если ты претендуешь на лидерство, надо проявлять независимость и инициативу.
— А ведь он единственный, кто подавал запрос в прокуратуру по поводу законности Вашего содержания под стражей.
— Но мне об этом ничего не было известно.
— А почему Вы не поддержали Леонида Тибилова? Ведь Ваш электорат ушел к нему.
— Да, большая часть. Хоть какая-то часть ушла к Медоеву Диме, какая-то часть — к Кочиеву Станиславу, часть — к Санакоеву, а еще большая часть не пошла на выборы. Многие, кто ходили, приписали внизу бюллетеня: «Наш президент — Алла Джиоева». Хотя я считаю это ребячеством.
Леонида Тибилова я не поддержала вовсе не потому, что у меня амбиции или какая-то обида. Более того, я сейчас Тибилову сочувствую. Он получил Южную Осетию в таком состоянии, что теперь он должен забыть, что у него есть семья, дети, что у него со здоровьем не все в порядке, и он теперь должен забыть обо всем, если хочет остаться в истории Осетии со знаком плюс. А когда тебе 60 и ты понимаешь, что эта старуха костлявая может появиться в любую секунду, ты должен уже работать над тем, что оставишь после себя — доброе имя или проклятья.
Так вот, я не поддержала и Леонида Тибилова, потому что я не в том возрасте и состоянии духа, когда я могу позволить себе авансировать кого-либо, включая господина Тибилова.
Вот по первым его шагам — я уже буду делать выводы, намерен ли господин Тибилов серьезно реформировать политическую систему Южной Осетии и повернуть социальную политику к людям, а не к какой-то определенной группе людей. Кадровая политика новой власти, несомненно, будет влиять на мое отношение. Кого мы увидим в этой власти? Новых людей или старых? В зависимости от этого я и выработаю свою собственную стратегию.
И та партия, которую я создаю, будет либо помогать новой власти реформировать Южную Осетию, или по-прежнему оппонировать власти.
В любом случае, мне кажется важным, что мы победили страх. И мне хочется верить, что мы не позволим этому страху вернуться.
— Расскажите о Вашей партии. Она правая или левая?
— Она центристская. Партия называется «Ирыстон, площадь Свободы» («Ирыстон» — Осетия) — то есть в заголовке есть намек на Театральную площадь и на события декабря прошлого года. Но вообще в заголовке использовано идиоматическое выражение, которое не переводится на русский. Поэтому в русской версии это будет просто партия «Осетия». Но каждый по-своему будет воспринимать это название: для кого-то это символ свободы, для кого-то — символ бунтарства, для кого-то это символ того, что мы можем что-то изменить.
— Вы сказали, что решили никого не поддерживать на выборах. А Вам кандидаты предлагали поддержать их в предвыборных кампаниях?
— Все предлагали. Кстати, на мое решение остаться в стороне повлияло еще одно соображение. Я поняла, что все эти кандидаты «пропущены» через сито. Они допущены к выборам, потому что их кандидатуры устроили власть. Они обладают качеством, которого у меня не было. Но какое это качество, я оставляю додумать вам.
— Мне казалось, что Вас не пропустили из-за Джамболата Тедеева, который Вас поддерживал. А вот почему поддержка Тедеевым Тибилова не смутила власть — для меня вопрос. Или власти решили, что лучше не повторять ноябрьскую ситуацию, или поняли, что при Тибилове Тедеев не «опасен»?
— Нет-нет, дело абсолютно не в Тедееве.
— Ну как же, его после Вашей ноябрьской победы преследовали, он за границу вынужден был уехать, и его сторонников в Северной Осетии посадили.
— Во всем этом была какая-то сценарность. Но Джамболату Тедееву, конечно, очень досталось. И я пока не могу понять, в чем причина — в его поведении или в том, что ему вменяют.
— А что ему вменяют? То, что он Вас поддержал и помог Вам?
— Нет, говорится, что он не соблюдал какие-то договоренности.
— А Вам самой как кажется — почему Вы не устроили Москву в качестве президента Южной Осетии?
— По всей вероятности, в Москве есть психологический портрет каждого из кандидатов. Ведь известен подход, распространенный в большой политике: «Он сукин сын, но наш сукин сын».
— То есть хотели предсказуемого и абсолютно лояльного кандидата?
— А кто сказал, что я непредсказуема или нелояльна? Другое дело, что есть люди, которые умеют прогибаться, но брякаться лбом о пол они не будут, потому что у них есть чувство собственного достоинства.
И знаете, когда мне Сергей Винокуров сказал, что мой уровень не соответствует моим амбициям, меня это оскорбило не потому, что у меня завышенная самооценка. Но я видела кандидатов, которых они поддерживали. Это, по меньшей мере, вызывало вопросы.
Конечно, Винокуров так привык к чинопочитанию, что не ожидал такой реакции, да еще и высказанной ему в лицо. И еще я сказала ему, что о нашем разговоре сообщу в СМИ. Ну, на что я могла рассчитывать после этого?
— В общем, ни на что.
— Путь, который я выбираю в жизни, всегда не самый легкий, но я считаю, он достоин уважения. Согласитесь, если бы мы все без исключения были людьми холопского звания, то каким образом мы, общество, продвигались бы вперед? Сегодня очевидно, что мы преодолели страх перед тиранией Кокойты — и не только потому, что есть такие люди, как Джамболат Тедеев. Хотя надо отдать ему должное: если бы не он, то вряд ли кто-то осмелился бы поднять голос против Кокойты, ведь люди даже на кухнях боялись обсуждать политику, потому что тогда все говорили о том, что родственник Кокойты — Жорик Кабисов, который руководил местным филиалом «Мегафона», — везде поставил «жучки» для прослушки.
Тедеев первым выступил открыто «против», и протест из скрытого превратился в открытый. И если сейчас именно у него начнутся проблемы, это будет плохой сигнал.
— А возможно ли возвращение вот этого состояния страха?
— Мы не должны этого допустить. Это зависит не от президента, а от нас с вами. В конце концов, не Кокойты источник всех наших бед, а мы сами. Мы позволили ему делать с нами все, что он делал. И если бы меня в 2007 году, когда я уже поняла, что делает с нами Кокойты, поддержала хотя бы 10-я часть тех, кто отдал за меня голоса в 2011, то мы бы давно жили более достойно.
Мы сами должны бороться за свое право выбора. За свое право жить так, а не иначе. Если мы не хотим жить в нормальном государстве, то за что мы 20 лет боролись? За то, чтобы я сейчас боялась выходить в город?
Ведь посмотрите, что власть сделала 9 февраля? Никогда не забуду глумление, которому подверглись я и мои сторонники.
— А в чем оно заключалось?
— Они сломали толстые стекла в комнате прикладами автоматов и ворвались туда в этих черных масках. Боже мой, сквозь эти щели сверкала такая всепоглощающая ненависть, что я, учительница, растерялась. Я не могла понять, откуда у них эта ненависть.
А когда они меня схватили за руки и за ноги и пытались вынести, а женщины встали плотным заслоном и не выпускали нас — большего унижения я никогда не чувствовала. Меня растягивали в разные стороны. А когда одна из женщин сорвала маску с одного из этих ребят, меня выпустили, и я всем своим весом брякнулась на пол. У меня до сих пор болят ребра.
Сказать, что они меня избивали, я не могу — я не привыкла врать. Но то, как они меня тянули в разные стороны, никогда не забуду. Они хотели меня вынести — именно вынести, как вещь. А я их умоляла: «Отпустите меня, я пойду, куда скажете!». Мне была унизительна эта сцена на глазах у такого количества женщин и молодых ребят. Но они ничего не хотели слышать. Им был дан приказ забрать меня из дома любой ценой. Моему супругу 70 лет, ему скрутили руки и по лестнице гнали его, как скотину, пинками. А потом запихали в машину, а потом из этой машины снова выбросили.
— А кто это были, Вы знаете?
— Это был СОБР. Но я знаю, что накануне заседал Совбез, там присутствовал высокопоставленный московский представитель, там было решено меня задержать. Говорят, была готова камера для меня. И спасло меня только то, что у меня случился гипертонический криз и я потеряла сознание.
— Какие-то обвинения Вам предъявляли?
— Никаких.
— А на каком основании Вы под стражей находились в больнице?
— Я много раз задавала этот вопрос, но мне не ответили. И когда меня вывозили из больницы, накануне выборов, мне настоятельно рекомендовали, чтобы я не давала никаких интервью — при этом снова упоминали эту камеру, которая меня ждет.
— После выписки Вы долго были под охраной?
— Охрана просидела несколько дней у ворот моего дома и по-английски удалилась. Никто не заявил, что я свободна и что меня больше не удерживают.
Но я не из тех людей, кто, будучи оскорбленным, подставляет щеку. И я всем кандидатам сказала: оценку ноябрьским событиям и оценку тому, что произошло 9 февраля, любая власть должна будет дать. И тут дело не в том, что я оскорблена, тут речь идет о государственности, о народе. Если эта инаугурация ничего не значила, то почему они так испугались? Ну, могли бы сказать: «Пусть Алла Алексеевна поиграет в куклы, раз ей так хочется». Значит, эта процедура что-то значила. И тогда, значит, они в очередной раз наплевали на моих избирателей.
— Вы не жалеете, что подписали то компромиссное соглашение в декабре прошлого года при посредничестве представителя кремлевской администрации Сергея Винокурова?
— Я подписала это соглашение, потому что понимала, что нельзя обострять противостояние. Но я никогда не могла предположить, что такие высокие московские чиновники так себя поведут. В моем подсознании превалировало клише: Кремль — это превыше всего. Я была разочарована.
— Многие испытывают такое разочарование?
— Многие. Но когда я говорю «Кремль», я не имею ввиду все российское руководство. Хотя и понимаю, что не на уровне Винокурова и Гасумянова такие вопросы решаются. Но эти люди — все-таки лицо Кремля, которое люди видят в регионах. И это лицо оказалось не самым привлекательным.
— Если Вам предложат хорошее место в новом правительстве, Вы пойдете туда работать?
— Меня не интересует ни работа в правительстве, ни даже вице-президентство, я все это считаю чечевичной похлебкой для себя, и ни на какие коврижки пойти не могу просто ради должности. Мне нужны четкие гарантии, что позитивные изменения в обществе будут. В таком случае я подумаю, чем могу помочь обществу.
— То есть Вы не готовы рисковать своим именем?
— Несомненно. Я и сегодня задаюсь вопросом, почему многие люди и даже государства готовы жертвовать своим имиджем. Мне непонятно, почему, делая такие вложения в Южную Осетию, Россия не захотела потребовать результативности от этих вложений. Любой мало-мальски грамотный строитель скажет, что Южная Осетия могла бы выглядеть гораздо лучше, чем она выглядит сегодня, если бы эти вложения использовались грамотно.
А те варианты ответов на этот вопрос, которые в моей нездоровой головушке теснятся, не обнадеживают. И оптимизма не прибавляют.
— Поделитесь этими вариантами.
— Вот много сегодня говорят о том, что если в Грузии к власти придет Иванишвили, а Грузия — это стратегические интересы России, то судьба Южной Осетии будет предрешена.
Но ведь тогда всё это ставит большой знак вопроса перед осетинами, которые России преданы были всегда и для которых солнце не всходило попеременно то с севера, то с запада. Да и России такая постановка вопроса имиджа не прибавляет.
— А с другой стороны, если смотреть на ситуацию в регионе глазами кремлевских чиновников — зачем отдавать Южную Осетию Грузии? Ведь сегодня Иванишвили — а завтра опять Саакашвили.
— Так вот и я говорю об этом. Во-первых, не факт, что Иванишвили завтра будет предан, а во-вторых, я не верю, что патроны Грузии, которые дают ей деньги, но тщательно следят, чтобы эти деньги хорошо работали на имидж государства (в отличие от России, которая за расходованием своих денег не следит), отступят от своей внешнеполитической линии в Грузии. Они будут принимать свои проекты, которые будут результативными. И отдавать Южную Осетию ради иллюзии — очень неправильно в перспективе. Но если Россия не собирается нас отдавать, то почему нет политической воли на то, чтобы Южная Осетия наконец-то зажила достойно? Чтобы у нас появились хорошие дороги, дома, школы, детские сады? Чтобы один человек не решал тут судьбы людей?
У меня соседи были — у них в первую войну погиб сын. Во вторую они дотла сгорели, град попал, дома не стало в течение 15 минут. Хозяйка дома Мэри выскочила в одном халате. Мэри так и умерла, не вынесла этой трагедии, ее гроб поставили прямо перед разрушенным домом. А две семьи, дети ее, со своими детьми, мыкаются, и никому до них дела нет. До сегодняшнего дня им ничего не восстановили. У них был большой дом, а им предложили минимальную площадь. Они попросили: «Дайте деньги, мы построим сами». Так многие делали. На это власти не согласились. А оказалось, это только потому, что эти погорельцы где-то высказались против президента Кокойты. И им сказали: «Дома вам не видать». У правителя не нашлось столько ума, что людям, прошедшим через муки ада, просто надо помочь. Ты ведь должен быть умнее, ты поведи себя так, чтобы они завтра пожалели о своих словах. Но он даже на этот уровень не поднялся. Он не выдержал испытания властью, этот халиф на час. Он поверил, что ему всё можно.
— А Тибилов выдержит?
— Одна надежда: что ему 60 и что в этом возрасте пора думать о своей роли в истории своего народа.
— Высказывается опасение, что раз Тибилова поддержали Тедеев, Джусоев и другие известные люди, то представители этих кланов могут попытаться привести своих людей во власть — и тогда начнется дележ портфелей и сфер влияния.
— Я так чувствую, что какие-то движения в этом плане уже есть. Но я бы ему советовала перечитать Екатерину Великую, которая определила эту дилемму так: «Буду ли я слушать каждого из них или я каждого из них использую в интересах государства?». Вот если ему хватит мудрости использовать потенциал каждого в интересах государства — всё получится. А если всё сложится так, что будет дележ портфелей, и один беспредел сменит другой, то я не думаю, что общество спокойно это воспримет. Сейчас формируются новые силы, и молодежь уже другая, и я рада, что вокруг того же Давида Санакоева появились новые люди. А это может быть серьезная, здоровая оппозиция. Сегодня я вижу вокруг него людей — порой жестких, но способных что-то сделать в республике. Надеюсь, он это тоже видит.
— Эксперты отмечают, что случился некий кризис доверия у общества Южной Осетии по отношению к политике Кремля. Что нужно делать новой власти, чтобы вернуть доверие людей на прежний уровень?
— Я могу высказать свое личное мнение. Когда мне говорят, что посты премьер-министра, министра обороны и министра финансов, КГБ Россия никому не отдаст, мне кажется, это очень неправильная позиция. Сегодня на этих должностях — назначенцы оттуда. Несомненно, если есть какая-то должность, и в Южной Осетии нет специалиста такого уровня, то логично привлечь туда человека извне.
Но если назначается какой-то усредненный чиновник, который манипулирует средствами и подрывает авторитет великого государства, то это непродуктивная политика. И я думаю, точно так же воспринимает эту ситуацию общество. Конечно, мы благодарны России за всё, что она делает. Но разве нельзя делать это без унижений? Но разве нельзя делать это так, чтобы эти вложения были результативными? Чтобы мы не висели балластом на шее у России, а через эти вложения могли построить систему экономическую и потом обеспечивать себя? Отношения должны строиться на взаимном уважении. А если это диктат, он не прибавляет ни любви, ни чести никому. И этим, несомненно, будут пользоваться и наши оппоненты, в том числе из-за рубежа.
— Считаете ли Вы выборы президента Южной Осетии легитимными?
— С моей точки зрения, они нелегитимны. Я никогда не признаю решение Верховного суда как правовое, потому что оно таковым не является. И я не признаю, что парламент поступил правильно, потому что в законе о повторных выборах президента Южной Осетии четко обозначен срок — через 2 месяца после первых, а не через 4 или 6. Я много с чем не могу согласиться.
Но я все-таки сегодня спокойно вздохнула — слава Богу, что все это закончилось и что кто-то будет теперь нести ответственность за все это. И мы сможем спросить у избранного президента, почему у нас происходит то-то или то-то. И я рада, что политический кризис позади, и все остались живы — это, несомненно, самая большая ценность. И я могу смело смотреть людям в глаза. Я сделала все, чтобы не было крови — ни справа, ни слева.
PublicPost, 19.04.2012
Фото – Reuters
