Вячеслав ВЕРШИНИН: «Я достиг всего, чего хотел»

Говорят, что он настоящий мастер, тончайший мим – от мускулов лица до кончиков пальцев. А еще говорят, что каждую свою роль он ведет с таким великолепным блеском, что складывается впечатление, будто он вовсе и не играет, нет, а живет жизнью того другого человека – своего героя. Такие вот перевоплощения, утверждают театроведы, являются не только творческим достижением самого артиста, они большая победа театра в целом по той простой причине, что он, собственно, и есть визитная карточка театра – Русского академического им. Е.Вахтангова.

Не будем далее интриговать читателя и раскроем карты: речь идет о народном артисте России, заслуженном артисте Северной Осетии, лауреате Государственной премии им. К.Хетагурова Вячеславе ВЕРШИНИНЕ, жизнь и судьба которого неразрывно связаны с Русским театром во Владикавказе. 19 января Вячеслав Григорьевич будет отмечать свой 70-летний юбилей.

– Вячеслав Григорьевич, скажите, пожалуйста, сколько лет вы уже играете на этой сцене?

 – 45 лет. А вообще на сцене я с 1963 года, то есть вот уже без малого полвека. Начинал в свое время в  Смоленском государственном драматическом театре, куда пришел по окончании театральной студии при Харьковском академическом театре им. Шевченко.

 – Выходит, что в вашей трудовой книжке всего две записи?

 – Выходит, что так.

 – Вы говорите, что учились в Харькове. Сами родом с Украины или, как сейчас говорят, из Украины?

 – На самом деле родился я в Киргизии, куда моя мама, учительница младших классов, эвакуировалась во время войны. В 1944 году, когда был освобожден Кировоград, откуда она родом, мы вернулись на Украину. Отец и три мои дяди погибли на фронте. Так что воспитывали меня исключительно женщины – мама, бабушка, двоюродная сестра. Жили мы в коммуналке по соседству с женщиной, с которой, собственно, и начался мой театр. То была моя любимая Мария Федоровна Журавская. Когда-то вся квартира, в которой мы жили, принадлежала ей, а потом (ну прямо по Булгакову) ее уплотнили. И Мария Федоровна стала терпеть всех нас. Именно эта женщина, наша соседка по коммуналке, впервые повела меня в театр. В Кировограде их было два – русский и украинский. Кстати, украинский – старейший украинский театр в мире. В театрах этих в ту пору играли те еще артисты! Словом, не влюбиться в сцену было просто невозможно, и я влюбился.

Хочу написать об этом в своих мемуарах, к которым в ближайшее время намереваюсь приступить. У меня собралась масса материала, сохранился ворох рецензий. Хочется подать все это оригинально и интересно. Мне есть что рассказать, есть свои ощущения от жизни.

– И в мемуарах вы наверняка напишете о том, почему не остались на Украине, а очутились в Смоленске?

– Тут все просто: Смоленский театр как раз был в Кировограде на гастролях. А я выпускник русской школы.

– Хотите сказать, что не владеете украинским?

 – Еще как владею. Балакаю и добре спеваю. Тут был еще один нюанс. На Украине в то время некоторые авторы были под запретом. Там не ставили, к примеру, Розова, нечасто ставили и Шекспира. А я мечтал о таких ролях. Поэтому с товарищами и пошел к режиссеру Смоленского театра. Нас прослушали и тут же ввели в спектакль «Денис Давыдов» по пьесе в стихах Владимира Соловьева. Кстати, хочу предложить эту драму нашему театру. Ведь в нынешнем году исполняется 200 лет тем легендарным событиям.

– Со своей супругой Александрой Турик вы, насколько я знаю, познакомились в Смоленске?

– Точнее, в Калуге, где наш театр был на гастролях. Она в 1965 году по окончании театральной студии в Волгограде приехала в Смоленск. Сказала: «Я смолянка и хочу здесь работать». Театр как раз уезжал на гастроли, и она поехала с ним. Помню: сидит она с подружкой, а мы, актеры, выходим после спектакля, а они, девчонки, на каждого из нас внимательно смотрят. Потом Саша мне рассказывала, как они обсуждали всех выходящих, в том числе и меня. Я ей тогда не понравился. А подружка возьми да в шутку скажи: «Это твоя судьба». И ведь как в воду глядела. Правда, внимание на меня Саша обратила чуть позже, когда увидела меня в спектакле «Петровка, 38». Тогда же, в 65-м, мы поженились. В 2010 году сыграли сапфировую свадьбу – 45 лет совместной жизни. В честь этой даты я подарил Саше кольцо с сапфиром.

– Нетипичный срок для актерских пар. Скажите, а то, что вы и дома, и на работе вместе, вам по жизни помогает или, напротив, мешает?

 – Столь долгий срок супружеской жизни, согласен с вами, для актеров нетипичен. Но мы потому и живем вместе уже более 45 лет, что я однолюб, я Сашу никогда не предавал. Когда мы вместе работаем, это отдельный спектакль, это, конечно, сложно. Мы, случается, ссоримся, как и все люди. Но если супруги вообще не ссорятся, они, скорее всего, равнодушны друг к другу.

– А как вы оказались во Владикавказе?

 – Дело случая. Мы с супругой хотели поехать работать к морю. А потом случайно от Юлии Волоцкой узнали о прекрасном театре в Орджоникидзе. Юлия показала нам открытки с видами города. И мы просто не могли не влюбиться в него. Нас здесь очень хорошо встретили. В театре была в ту пору симпатичная труппа. Жили мы первое время в гостинице «Империал», во двор которой из парка по утрам прилетали красавцы-павлины. Было очень романтично. И вообще город был другим, совсем не таким, как сейчас. На каждом углу продавали горячие чебуреки, вино на розлив.

– Настоящее, виноградное?

– Конечно. Из Смоленска – голодного и холодного – мы будто приехали в другую страну. У нас сразу же появилась здесь масса друзей. Люди в городе были приветливые, доброжелательные. Безопасно было гулять по улицам и в 11, и в 12 часов ночи. Трамваи допоздна ходили. Совсем не так, как сейчас. Своей теплотой Орджоникидзе 60-х напоминал мне Одессу.

В 1968 году мы поехали на первые гастроли в Цхинвал. Тогда я во всей красе увидел Кавказ. Полюбил его. Полюбил творчество Коста Хетагурова. Повезли мы спектакль «Перед грозой». Это инсценировка романа Езетхан Уруймаговой «Навстречу жизни». Там я играл роль Владимира Абаева. В 1968 году за нее, не проработав в театре еще и сезона, я получил премию им. Коста Хетагурова.  Спасибо Зарифе Бритаевой, которая ставила этот спектакль. Удивительно добрым, душевным, чутким человеком она была. Страшно, что так окончилась ее жизнь. Ее предали все, кто пользовался ее щедростью.

– Вы рассказали об одной из первых своих ролей, сыгранных на сцене нашего Русского театра. А сколько их всего было? Никогда не подсчитывали?

– Подсчитывал. 230 ролей – разных. Но из них могу выделить лишь 11–12, которые, считаю, хорошо сыграл.

– Поделитесь с нашими читателями, что это за роли?

– Роли Барона в «На дне» Горького и Вальтера Шеринга в «Перебежчике» – это было еще в Смоленске. Яков Богомолов в спектакле по одноименной пьесе Горького, Владимир Абаев в «Перед грозой», Шервинский в «Днях Турбиных» (такая роль – то, из-за чего хочется жить), Протасов в «Дети солнца» Горького, Старик в спектакле по одноименной пьесе Горького, Тевье-молочник в «Поминальной молитве», Иван Грозный в «Василисе Мелентьевой» Островского, Аметистов в «Зойкиной квартире» Булгакова, Звездич в «Маскараде» Лермонтова…

– Насколько я знаю, «Маскарад» наш Русский театр показывал в Москве. Резкой критике эту постановку подверг искусствовед Борис Поюровский. Его скандальная рецензия в 1971 году была опубликована в газете «Комсомольская правда». Так вот, Поюровский отмечал, что есть в этом неудачном спектакле одна бесспорная актерская удача: Вершинин – князь Звездич.

 – Я действительно очень любил эту роль. Ведь в образе Звездича есть истинно лермонтовское, бунтарское начало.

– Вы всегда были востребованным актером. И как же так случилось, что вас вдруг развернуло в сторону режиссуры?

 – Развернуло не вдруг. Знаете, театр – это коллектив сломанных самолюбий. Актер должен уметь подчиняться. А у меня с этим всегда было туго, имелось свое видение. К тому же я чувствовал, что режиссерам со мной тяжело, потому что из меня просто перла фантазия. Я ведь еще  в 1967 году, сразу по приезде сюда, собирался поступать в Ленинграде в ГИТМИК – на режиссуру. Но Зарифа Бритаева тогда отговорила. Сказала: «Ты талантливый актер. Мы на тебя делаем ставку, а ты собираешься на два месяца уезжать на сессию». И я никуда не поехал, о чем до сих пор сожалею.

А в 1968 году режиссер Мирошников взял для постановки сказку «Лапти-самоплясы». Он был очень занят и поручил эту постановку мне. Так я стал сорежиссером, или ассистентом режиссера. 28 декабря 1968 года состоялась премьера этой сказки – моего первого спектакля. И в этот же самый день в 12 часов у меня родился сын. То-то было радости!

Потом в театре появлялись разные режиссеры, я был завален ролями. Иногда ставил сказки. В 80-е годы поставил два спектакля – «Дикий ангел» и «Стихийное бедствие». А вот с 2005 года плотно занимаюсь постановкой спектаклей.

– И сколько их всего?

– 29.

– Немало. И что интересно: у ваших постановок своя специфическая тематика.

 – Я тяготею к современной драматургии, к тому, что может взволновать сегодняшнего зрителя. И зритель об этом знает. Поэтому и говорят: если спектакль ставил Вершинин, значит, речь в нем пойдет о современном человеке, который пережил перестройку, развал Союза. Знаете, я сам это тяжело пережил. У меня до сих пор в голове не укладывается, что Украина, Белоруссия – это другие государства. А что творится с Грузией!

Поэтому и ставлю такие спектакли, как «Халам-бунду», «Одноклассница» Юрия Полякова. «Халам-бунду» – это первая постановка, которую мне полностью доверили. Марина Васильева подобрала актуальную пьесу, мне она понравилась. Хороший материал, ансамблевый спектакль. В процессе работы я понял, что могу неплохо выстраивать мизансцены. Потом в «Безобразной Эльзе» нашел хороший ход с ансамблем из пяти женщин. И «Одноклассница» по своему аскетизму удалась. «Немного нежности». «Афинские вечера». «Мужчины по выходным» Мережко – это мой последний любимый ребенок.

 – А что-то еще вы хотели бы поставить?

 – Хочу предложить для постановки пьесу известного петербургского прозаика и драматурга Андрея Кутюрницкого «Между чашей и губами». Она тоже о нашей современной жизни – развале страны, развале отношений между людьми. В этом материале есть глубокая нравственная подоплека.

Знаете, когда я ставлю спектакли, то никогда не забываю о том, что я получил в профессии все, что только мог получить, – звания, награды, главные роли. И если театр преподнес мне такую радость и счастье, если я достиг всего, чего хотел, то я должен помочь испытать такую же радость другим. Ведь есть актеры, которые мало заняты в спектаклях. Поэтому во всех моих постановках два состава. В них занята и молодежь, и представители старшего поколения. Я не могу видеть тоску в глазах своих коллег. Хочу, чтобы в театре не было несчастных людей. «Театр. Чем он так прельщает? В нем умереть иной готов…»

– Скажите без ложной скромности, чем вы гордитесь?

 – Легче сказать, чем я не горжусь. Бывает, сожалею об упущенных возможностях. Чем горжусь? Тем, что достиг всего, чего хотел, в плане актерского счастья. Как там говорится? Мужчина должен вырастить сына, построить дом, посадить дерево. Сына я вырастил. Сейчас он подполковник ФСБ. Дом построил. Я имею в виду, что построил  хорошую семью. И деревья тоже когда-то сажал. Наверное, это и есть счастье. И этим, наверное, можно гордиться.

Ольга РЕЗНИК,
«Пульс Осетии», 17.02.2012