Ценз оседлости и другие «дежавю»
Было бы, разумеется, странно, если бы в абхазском обществе все последние недели не следили – с вниманием, сочувствием, тревогой – за бурными предвыборными событиями в братской Южной Осетии. При этом многие невольно сопоставляют происходящее сейчас в РЮО, где президентские выборы намечены на 13 ноября, с тем, что происходило в Абхазии семь лет назад, в 2004 году, когда в результате обострения общественно-политической ситуации после выборов президента 4 октября, республика оказалась на грани гражданской войны.
Ощущению дежавю способствуют многие схожие, повторяющиеся моменты. И тогда у нас, и сейчас в Южной Осетии внутриполитический кризис разразился, конечно, не на ровном месте, ему предшествовали несколько лет нарастания протестных настроений. В обоих случаях уходящий президент, который по Конституции не мог быть избран на третий срок, старался передать власть «своему человеку». И в обоих случаях в какой-то момент в центре общественного внимания находился пресловутый ценз оседлости для кандидатов в президенты, который оппозиция однозначно воспринимала как инструмент «устранения» наиболее сильных и опасных для действующей власти претендентов на высший пост.
Когда в Абхазии в конце 90-х еще только начал обсуждаться законопроект, согласно которому кандидат в президенты должен был проживать в республике последние пять лет, наш «вечный оппозиционер» Геннадий Аламиа метко окрестил его «антианквабовским» (тогда он был соратником жившего в Москве нынешнего президента РА, хотя уже летом 2004-го их политические пути-дорожки навсегда, по-видимому, разошлись). Официальная этическая мотивация введения этого ценза была, помню, такова: страну не может возглавлять человек, который в тяжелые для нее годы не находился вместе со своим народом. Противники введения ценза возражали: а мы воспринимаем это отсутствие как «вынужденную политическую эмиграцию».
Впрочем, Александру Анквабу отказали в 2004-м в регистрации кандидатом в президенты по другой причине, до рассмотрения ценза оседлости дело у него и не дошло, но никто и тогда и теперь не сомневается, что ценз был шлагбаумом, надежно перекрывавшим для него дорогу к президентству. Тот же ценз сделал тогда иллюзорными и президентские амбиции американца абхазского происхождения Инала Казана, хотя и помимо этого доверие к нему в абхазском обществе было утрачено после того, как он стал обсуждать в Тбилиси варианты воссоздания общего государства.
В РЮО же ныне, кроме главного тренера сборной России по вольной борьбе Джамболата Тедеева, которому ЦИК отказал с разницей в один голос, жертвой ценза оседлости (равного уже десяти годам) стало еще несколько выдвинутых кандидатами в президенты.
Еще одна схожая черта абхазских выборов 2004-го и юго-осетинских 2011-го – небывалое число кандидатов. В 2004-м в маленькой Абхазии вознамерилось штурмовать властный Олимп восемь претендентов, но потом трое по разным причинам отсеялись, и в списки для голосования было в итоге внесено пять кандидатов. Ну а в крошечной Южной Осетии, где населения примерно раза в четыре меньше, чем в Абхазии, нынче, насколько знаю, выдвигалось кандидатами в президенты три десятка человек, а зарегистрировано было 17.
Есть, безусловно, и отличия. В Абхазии уходящий президент Владислав Ардзинба ко времени выборов уже несколько лет болел, не появлялся на публике и не мог в полной мере влиять на развитие ситуации. В то же время даже самые ярые его политические оппоненты не оспаривали его выдающиеся исторические заслуги перед народом Абхазии, и очень часто критика оппозиции была направлена не против него, а против его окружения, «камарильи».
К Эдуарду Кокойты же отношение югоосетинского общества, насколько знаю, совсем иное, без тени пиетета. Есть, очевидно, у него и активные сторонники, но, скажем, в блогосфере преобладающим чувством к нему соотечественников мне уже давно казалась ненависть. В Абхазии весьма резко в отдельные периоды критиковали и Ардзинба, и Багапша, и Анкваба, но до такого поношения не доходили.
Не все ясно, судя по последней информации из Цхинвала, и с «преемником». Вроде бы Анатолий Бибилов, на которого, как сообщалось, сделал ставку Кремль, вовсе не проявляет такой уж лояльности Кокойты. Да и позиция России сейчас выглядит иначе: обжегшись в 2004-м в Абхазии, московские политики и политтехнологи, похоже, решили как можно дальше, по крайней мере, внешне, дистанцироваться от вмешательства в югоосетинские выборы.
Впрочем, до дня голосования еще далеко, почти три недели. А если учесть, что в выборах участвует 17 кандидатов, среди которых нет явного фаворита, то дело там почти наверняка не закончится первым туром и основные бои кампании, выходит, впереди. В Абхазии, напомню, главные страсти вспыхнули как раз после голосования 4 октября. Но этому способствовала роковое «сближение цифр» после подсчета голосов. Возможно, в Южной Осетии нынче будет все наоборот, и самые острые столкновения политизированных масс там уже позади.
Во всяком случае, очень хотелось бы в это верить. И в то, что республику возглавит достойный лидер, способный после периода долгой политической турбулентности установить в РЮО гражданский мир и спокойствие.
Виталий ШАРИЯ,
«Эхо Кавказа», 26.10.2011
