«Если мы поднимемся, мало не покажется»

Теракт во Владикавказе заставил осетинскую молодежь выйти на улицы. Выступления сильно напугали власть. Специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ» Ольга АЛЛЕНОВА узнала, чего хотят молодые осетины.

11 сентября, через день после взрыва, унесшего жизни 19 человек и покалечившего еще 138, на площади у Дома правительства Северной Осетии местная молодежь провела митинг с требованиями закрыть границу с Ингушетией и отправить в отставку руководство республики.

В понедельник, 13 сентября, на улицы Владикавказа вышли несколько сотен молодых людей и отправились на окраину города, в сторону поселка Карца, в котором живут ингуши. Властям пришлось вывести на улицы ОМОН и бронетехнику, чтобы остановить толпу; это удалось сделать только у поселка Спутник, на подходе к поселку Карца. Все это время в самом поселке Карца прятали детей в подвалы и ждали погромов.

В среду, 15 сентября, митинг у Дома правительства повторился, на площадь пришло около 400 человек. Требования остались теми же. Митинговала в основном опять молодежь. Это люди, родившиеся в начале 1990-х, в разгар первого осетино-ингушского конфликта. Они выросли в новой реальности, когда два народа не могут простить друг другу резни 1992 года. И вот теперь они выходят на площадь. Я решила узнать у них зачем.

Феликс, студент

Зачем мы пошли на это шествие? Чтобы нас увидели. Чтобы наш враг знал: если придет беда, мы готовы взять в руки оружие. Но сейчас мы шли не за тем, чтобы кого-то бить или пугать. У нас не было оружия.

Мы шли по городу, нас было много, говорят, от пятисот до тысячи человек. Если честно, такого очень давно не было в Осетии. Рядом с нами ехали милицейские машины. Они не пытались нас останавливать — знали, что бесполезно. Мы дошли до Спутника. Там стояли бэтээры, военные, ФСБ. Были какие-то генералы. Они пообещали нам, что будут приняты меры. Что через три дня они примут у себя наших представителей и расскажут им, какие это будут меры. Может, наврали. Но все равно это маленькая победа. Если бы мы сами не захотели, то перед Спутником нас не остановили бы ни танки, ни вертолеты. Но мы шли не для того, чтобы убивать. Мы народ мирный. Это нас все время убивают. И всем на это плевать. Наши ребята не хотели погромов, только хотели показать, что мы есть и что мы больше не будем сидеть, молчать и терпеть. Пусть наши чиновники сидят и молчат, а мы не будем.

Я не националист. Я к ингушам нормально отношусь. Любви у меня к ним нет, как и у них к нам. Я знаю, что они нам мстят за Пригородный район. Но весь народ я никогда ни в чем не обвинял. Очень много ингушей живет в Осетии. Никто их здесь не трогает. Они нормально здесь живут и ведут себя нормально. Но есть по ту сторону границы ублюдки, которые приезжают к нам и убивают наших женщин и детей. И скажите мне, почему их муллы и имамы не осуждают и не проклинают этих подонков? Почему весь народ их не проклинает?

Вы замечали, что террористы к нам всегда приезжают из Ингушетии? Не из Дагестана, не из Чечни, не из Кабарды. Только из Ингушетии. А мы их жителям предоставляем свои школы, детские сады, больницы. Как вы думаете, почему на всем Кавказе теракты проводят против милиции и военных? Да, это очень плохо, но это мужчины, и они с оружием. У нас же убивают только женщин и детей, которые не могут за себя постоять. Специально это делают, чтобы нас, мужчин, унизить. Мы мирные и законопослушные. Но если мы поднимемся, мало не покажется.

Зарина Плиева, студентка

Я стала экстремисткой. В пятницу, 10 сентября, меня вызвали в МВД и сказали, что лозунги, которые я распространяю в интернете, экстремистские. Я спросила их: где вы видите экстремизм? Нас убивают, а мы слова не можем сказать? Какие у нас были лозунги? Мы требовали закрыть границу с Ингушетией. Остановить заселение ингушей в Пригородный район. Вернуть нам право самим выбирать местную власть. Потому что мы можем спрашивать только с тех людей, которых мы сами выбираем, а не с тех, которых нам назначают. Наверное, это им не понравилось, и они сказали, что я экстремистка.

Они хотели, чтобы я написала в «Одноклассниках», что митинга в субботу, 11 сентября, перед Домом правительства не будет. Они говорили мне, что если я собираю людей на митинг, то я отвечаю за их безопасность. Я спросила: «Почему я? Разве это не ваша работа — обеспечивать безопасность?» Но они намекали, что такой митинг небезопасен. Что нас там могут взорвать. А я не хочу войны. Я не хочу смертей. И я написала, что митинга не будет, что его проводить рано, что надо дождаться окончания траура, что люди должны успокоиться. Я понимаю, что, когда люди успокоятся, они на митинг уже не пойдут.

Мне стыдно, меня запугали. Но люди все поняли. Митинг состоялся. Там было человек триста. Это очень много для Владикавказа, поверьте. Пришли люди, которые не верят ни власти, ни милиции. Потому что у нас человек не защищен вообще. У нас даже черная шутка появилась — владикавказская рулетка. Это когда человек на рынок идет, ему говорят: хочешь испытать рулетку? В школу страшно, на рынок страшно, в кино страшно, на митинг страшно. Долго мы еще будем так жить?

Сармат Габаратэ, модератор группы
«Осетины и только осетины» на сайте «Одноклассники.ру»

Наш сайт объединяет людей, которые живут в Осетии или родом из Осетии и небезразличны к ней.

Обвинять нас в подготовке митингов глупо — эта инициатива исходила от самих людей. Сначала были только соболезнования, а потом вопросы-требования — надо уже что-то делать. И я считаю, митинги — это самая цивилизованная форма народного протеста.

Я участвовал в митингах в 2004 году, сразу после Беслана. Требование закрыть границу с соседней республикой витало в воздухе еще тогда. Надо закрыть границу, навести порядок, разобраться в обеих республиках. Нельзя больше допускать, чтобы люди гибли. Если ничего не делать, то нас будут взрывать раз за разом. А власти ничего не делают. Они не обеспечивают безопасность людей. А раз не справляются, им надо уйти.

Почему я должен думать о том, что требование закрыть границу неконституционно? А то, что с нами делают, конституционно? Вот вы говорите, провокация. Нас провоцируют, чтобы стравить с ингушами. Мы это понимаем. Но нас уже стравили много лет назад. И почва для провокаций существует давно, а значит, нас будут провоцировать и дальше. Все, кому хочется, чтобы на Кавказе была война. И значит, мы всегда будем разменной монетой. А мы не хотим. Давайте устраним почву для провокаций. Разделим две республики железным занавесом, чтобы они никак не соприкасались,— на какое-то время. Если это незаконно, надо сделать так, чтобы было законно. Потому что не человек для закона, а закон для человека. И если закон не может обеспечить нам безопасность, значит, надо изменить этот закон.

Влад Бестолов, активист
экологической общественной организации
«Электроцинк. Чем мы дышим?»

У нас нет ненависти к ингушам. Мы живем на своей земле и к ним не лезем. Мы позволяем им жить спокойно в Осетии. Но ни один осетин никогда не поедет в Ингушетию — знает, что ему там не поздоровится. Странно, да? Они к нам едут спокойно, с взрывчаткой, и никому до этого нет дела. Почему эта «Волга» проехала через КПП? Кому-то это было нужно, да? Наш народ устал. Он хочет только мира и безопасности. Поэтому мы вышли на митинг к Дому правительства и кое-что потребовали. Первое — смены руководства республики. Пусть придут люди, которые отвечают за свою республику, а не подставляют ее под смертников. Второе — закрыть административную границу между Осетией и Ингушетией. Чтобы оттуда не ездили сюда. Те, кто тут живет, ради Бога, пусть живут себе. Но ездить из Ингушетии сюда не надо. Третье — остановить заселение ингушей в Пригородный район, которое уже год ведет наш глава по договору с Евкуровым. Они подписали этот договор, чтобы сгладить напряженность, но выходит все наоборот. Значит, время возвращения этих переселенцев еще не пришло.

Сейчас наше общество поделено на две части. На одной стороне чиновники, милиция и их родственники, на другой — простые люди. У нас уже нет единого общества, как это было в 1992-м. Знаете, что было тогда? Была всеобщая мобилизация. Тогда все понимали, что республика гибнет и надо ее защищать. Сейчас то же самое, такие же угрозы. Только народ разделен. И все сидят и молчат. Мы не будем молчать. Нас не так много, но мы будем защищаться. Мы будем действовать законными методами. Митингами, шествиями, пикетами. Будем добиваться соблюдения закона. Борьбы с коррупцией. Защиты граждан. Это не мы разжигаем — разжигают те, кто шлет сюда смертников. А мы требуем от власти защиты. Того, что она обязана нам дать.

Нет ничего удивительного в том, что реакция на теракт осетинской молодежи оказалась довольно радикальной. Эти дети выросли с сознанием того, что их ближайшие соседи опасны. И последние десять лет только укрепляли это сознание. Первый страшный взрыв во Владикавказе прогремел весной 1999 года — на центральном рынке. Он унес жизни 52 человек, 168 человек были ранены. С тех пор взрывы в Северной Осетии случались почти ежегодно. Взрывы на рынках и в маршрутках. В военном госпитале Моздока. Захват заложников в Беслане. И каждый раз здесь звучали обвинения в адрес соседней Ингушетии.

Понятно, что напрямую связывать теракты с местью за осетино-ингушский конфликт нелогично, ведь они стали происходить в Осетии только с началом второй чеченской войны, давшей старт активной террористической практике на Кавказе и в России в целом. Чтобы понять, почему организаторы терактов методично, раз за разом, взрывают Осетию, не нужно быть семи пядей во лбу. Достаточно вспомнить, чем является Северная Осетия для России. Именно здесь всегда находились российские военные части, базы, аэродромы, «закрывающие» весь Кавказ. Именно отсюда уходили российские войска и улетали самолеты во время второй чеченской войны. И поэтому для чеченских сепаратистов именно Северная Осетия стала символом далекого Кремля. Но осетины везде ищут ингушский след. И, к сожалению, очень часто находят, как это было в Беслане, как это было и на этот раз, когда машина со смертником приехала в Осетию из Ингушетии.

Однако след, ведущий в Ингушетию, вовсе не означает, что за терактом стоят ингуши. Пока известно только то, что смертник приехал со стороны Ингушетии. Почти сразу после взрыва СМИ распространили информацию о том, что на машине были номера региона 06. Следствие сразу же вышло и на продавца автомобиля, жителя ингушского села Экажево Саит-Али Добриева. Разумеется, на нем ниточка и оборвалась — продавец не знал покупателя, который ему еще и остался должен денег (именно поэтому Добриев не стал оформлять на него машину, договорившись, что сделает это после получения остатка суммы).

Появление этих ингушских номеров в деле о теракте кажется странным. Такое ощущение, что кому-то было очень нужно, чтобы у теракта был ингушский след. Террорист серьезно рисковал, покупая машину в Ингушетии и отправляясь через КПП на Черменском круге, где его могли остановить и задержать. А ведь купить такой автомобиль он мог и в Осетии. И даже необязательно у ингушей, которых в Осетии сегодня довольно много. Но если бы он поступил таким образом, то ингушский след исчез бы из этого дела. А именно этого не могли допустить организаторы теракта, который не случайно произошел вскоре после очередной годовщины Беслана, когда Осетия накалена и достаточно спички, чтобы здесь загорелось.

И по большому счету объяснить это осетинам несложно. Однако никто даже не попытался ничего им объяснить. За 18 лет власти обеих республик не только не смогли ничего сделать с этой затянувшейся враждой, но и не научились говорить от имени своих граждан. В Ингушетии не прошло ни одного митинга в поддержку пострадавших осетин, хотя власти могли бы организовать такой митинг, с привлечением исламских лидеров, которые осудили бы теракт. Ведь именно это раздражает осетин — молчание по ту сторону границы.

Удивительна и реакция самих североосетинских властей. Точнее, ее отсутствие. Не было ни одного резкого заявления со стороны осетинского руководства в адрес российских властей и спецслужб с требованием прекратить террористический беспредел в регионе. А ведь именно такой реакции ждали осетины от своего руководства. Самым резким, а потому популярным высказыванием в эти дни стало заявление первого замглавы администрации президента Южной Осетии Константина Пухаева, потребовавшего закрыть границу между Осетией и Ингушетией. Требование было подхвачено в интернете в считанные минуты.

Все, что могли сказать североосетинские власти, произнес милицейский генерал Сослан Сикоев, который, выйдя к митингующим в субботу, 11 сентября, на площадь перед Домом правительства во Владикавказе, заявил примерно следующее: митинг проводить нельзя, потому что это раскачает ситуацию в республике; глава республики к митингующим не выйдет, как бы они этого ни требовали, потому что это будет означать слабость власти, идущей на уступки; требования закрыть границу с Ингушетией незаконны и ставят вне закона тех, кто такие меры предлагает.

А вот реакция на митинги и шествие была: людей таскали в милицию, активистам звонили с угрозами, студентам в вузах объявляли, что за участие в митингах будут отчислять. Похоже, что выступления осетинской молодежи напугали власти гораздо больше, чем сам теракт. Может быть, все это потому, что одним из требований митингующих стала отставка местного руководства. А может быть, потому, что от сегодняшних шествий осетин в сторону ингушских сел до полномасштабной войны, как в 1992 году, всего один шаг. Удивляет лишь то, что власти видят угрозу только в акциях гражданского неповиновения и пытаются их задушить, а вот причины этих акций — коррупцию в милиции, бездеятельность спецслужб и вытекающие отсюда кровавые теракты — предпочитают не замечать. Вряд ли этот метод действенный. Получится ведь как в истории с кипящим котлом, крышку которого так плотно закрывали, что он в итоге взорвался. А надо было просто выпустить пар.

«Коммерсантъ-Власть», 20.09.2010