Расширяя пространство души

// 2 июля заслуженному артисту России Тамерлану САБАНОВУ исполнилось 55 лет  

С ним легко общаться. Легко – и безумно интересно. Он всегда доверительно распахнут навстречу собеседнику-журналисту, меток и непричесанно бескомпромиссен в оценках, нижет слова на нити фраз веско, сочно и образно и никогда не прячется за «дымовой завесой» округлых недомолвок от заданного «в лоб» острого вопроса.

У него открытая улыбка, твердый прищур, энергичное крепкое рукопожатие и широкий разворот плеч человека, чьи предки-горцы из поколения в поколение были тружениками, сызмала привычными к сохе и пастушескому седлу, а в тяжкий для родной земли час, берясь за кинжал и кремневку, становились воинами.

В роли Ромео актера с такими внешними данными на сцене представить трудновато. А вот в роли того же аланского витязя Ельберда из трагедии Шамиля Джикаева «Отверженный ангел», за которую он получил в 1993 году Госпремию имени Коста Хетагурова, или, к примеру, в роли Касая из «Чермена» Гриша Плиева, в которой он блистал в свое время на подмостках Осетинского театра, – это запросто!

А еще он по жизни из тех, кто не боится «все на карту бросить и жизнь перекроить». Перекроить решительно и размашисто. В 1980 году он, парень из осетинского села Куртат, с красным дипломом окончил знаменитое Щукинское театральное училище по специальности «Актер театра и кино». Пять лет проработал на сцене Осетинского театра. Затем была работа в Москве, в прославленном театре «Каскадер» у Мухтарбека Кантемирова. Был успех у взыскательного столичного зрителя, были гастрольные выступления в составе труппы «Каскадера» в Германии, Франции, Болгарии… А он вдруг опять резко поворачивает «штурвал» своей актерской судьбы на 180 градусов – возвращается в родную Осетию, где вместе со старшим своим коллегой «по цеху» Анатолием Дзиваевым становится одним из «отцов-основателей» Государственного конного театра «Нарты».

Три года работы актером-каскадером в «Нартах». Потом – работа преподавателем на факультете искусств СОГУ, где он сегодня возглавляет кафедру театрального искусства. А потом – опять учеба в «Щуке». Только уже на режиссерском отделении, которое он в 2003 году тоже окончил с отличием… «У режиссера на сцене гораздо больше свободы действий и самостоятельности, чем у актера. Больше возможностей осуществить задуманное», – так он объясняет свое решение уйти в режиссуру, узнав о котором, даже иные его хорошие знакомые и друзья поначалу пожимали недоуменно плечами: «Тамик, ну и зачем тебе эта головная боль нужна?..».

 О ком идет речь, читатели нашей газеты, причисляющие себя к когорте поклонников Мельпомены, наверняка давно уже догадались – о Тамерлане САБАНОВЕ. Заслуженном артисте России, известном в республике актере театра и кино, режиссере, театральном педагоге, любимце публики Осетии. А повод для очередного интервью с ним у «СО» выдался как нельзя более подходящий к случаю: 2 июля Тамерлан Малеевич отпраздновал юбилей. Дату яркую: «две пятерки», 55-летие…

– Нынешней весной спектакль «Богатый дом», поставленный вами по пьесе Геора Хугаева на сцене Осетинского театра, был удостоен за режиссуру «Театральной маски Осетии» – высшей «цеховой» театральной награды нашей республики. Осенью его увидят зрители Казани, куда Осетинский театр едет на гастроли… И звучит эта историческая трагедия, действие которой происходит в предреволюционной Осетии, в вашей, Тамерлан Малеевич, режиссерской интерпретации до того злободневно, что зрителя не покидает ощущение: да ведь это не про наших прадедов, а прямо про нас, сегодняшних. Тоже живущих под знаком горькой шекспировской формулы: «Век расшатался…».

– Этот спектакль – о доме, устои которого рухнули. Откуда ушли тепло, сострадание, доброта, где в угоду корысти и в погоне за материальным благополучием предали самое святое – любовь… И судьба жестоко, но по заслугам мстит за это предательство главному герою пьесы, которого играет Сурен Хугаев… Сюжет вечный, на все времена. И действительно сегодня очень узнаваемый.

 Эта тема всегда была мне близка. Об этом и мой «Бомж» по Асахмату Айларову получился. Да, в общем-то, и «Ревизор» тоже, если говорить о постановках последних нескольких лет. Ведь самый беспристрастный и неподкупный ревизор, который каждому из нас в итоге воздает по делам его – это Господь Бог. Его не обведешь вокруг пальца, не подкупишь, не замажешь Ему дешевой лестью глаза…На это и постарались мы сделать акцент на сцене.

– «Театр в России – в кризисе, умирают его великие гуманистические традиции. Он вырождается в зрелище ради зрелища, балансируя между циничным эпатажем, который выдается за творческий поиск, и гламурным розовым глянцем «массово-кассовых» постановок…» – такое мнение, сердитое и резкое, можно сегодня услышать нередко. Но все ли здесь так уж мрачно? И каким, на ваш взгляд, он призван быть – современный театр, театр начала ХХI века, в том числе и национальный?

– Тот же Гоголь когда-то подчеркивал: «Театр – это кафедра, с которой можно много сказать миру». И сегодня, поднимаясь на эту «кафедру», режиссер, я убежден, должен четко осознавать: мы живем в такое непростое время, когда на сцене, грубо говоря, не до «понтов», не до формалистических вычурных изысков, не до красивостей, погоня за которыми превращается в самоцель. Ты должен так раскрыть идею спектакля, чтобы она зазвучала со сцены предельно конкретно, мощно, лаконично и эмоционально. Как телеграмма, задача которой – сразу достучаться до сердца зрителя и обжечь его своим неравнодушным моральным посылом… Вот что сегодня самое главное для театра. А не метания в поисках яркой формы.

Театр должен кричать о том, что пространство души, пространство совести, человечности, добра, сострадания в современном мире сжимается, как бальзаковская шагреневая кожа. О том, что мы становимся прагматичными, сухими, рациональными до эгоизма, что в обществе нашем торжествует принцип: «Ради выгоды все дозволено…». И на театр национальный ложится в этом смысле вдвойне весомая ответственность. Он не должен забывать о том, что является в первую очередь хранителем корней, которые питают душу народа. Его традиций, моральных заветов, культуры, языка…

– Не секрет: по сравнению с «доперестроечными» временами, когда писатели, художники, барды, мастера театра и кино действительно были у нас в стране «властителями дум», сегодня творческая интеллигенция оказалась на «общественном поле» России оттесненной с «крупного плана» в «массовку». На третьи-четвертые роли… Но как вы считаете: не оттого ли, что многие мастера культуры сами опустили в бессилии руки, решив для себя раз и навсегда, что воевать с ветряными мельницами бесполезно – потому как дон-кихоты больше не в чести и не в моде?

 – «Предлагаемые обстоятельства» – это понятие ведь не только на сцене присутствует. Не только в театре. Но и в жизни… И в этих предлагаемых обстоятельствах надо, наверное, просто быть честным. Всегда. И честно делать свое дело. Несмотря ни на что. Ни на погоду за окном, ни на курс доллара и евро, ни на отношение «сверху» к культуре….

Мы все стоим на плечах у своих родителей, учителей, старших. На фундаменте тех ценностей, которые они нам прививали. Нельзя об этом забывать… Нас в семье, детей, было пятеро. Мы рано остались сиротами: отец работал в колхозе пастухом и погиб на пастбище в грозу от удара молнии. Он не был ни председателем сельсовета, ни райкомовским чиновником, богатства не нажил…. Мама у нас тоже трудилась в колхозе дояркой – и над ней на ферме в глаза посмеивались за то, что она молоко водой не разбавляет… Но когда меня, мальчишку, а потом подростка, спрашивали, чей я сын, у тех, кто этот вопрос задавал, всегда вырывалось уважительное: «О-о!» И вот это навсегда мне вошло в душу – что жизнь прожить надо так, чтобы про тебя потом тоже сказали: «О-о!» Стремиться к тому, чтобы быть хорошим профессионалом. Хорошим другом. Учеником, а если пришлось – учителем. Коллегой… Насколько это получается у меня, не знаю. Но очень хочется к этой планке тянуться. И сдать Жизни этот экзамен на пятерку…

– И непременный «юбилейный» вопрос: над чем работает сейчас режиссер Тамерлан Сабанов?

– Ставлю в Осетинском театре «Дикарку» Исака Гогичева. Пьесу, которая – тоже о том, что человек, пошедший однажды на нравственный компромисс, на сделку с собственной совестью, платит за это саморазрушением. Коррозией души … Старшее поколение наших зрителей хорошо помнит ее сюжет. Из дальнего горного села приезжает в некое подобие мегаполиса – Владикавказ – чистая и светлая девушка, которая искренне удивляется уродливости отношений, царящих между людьми в большом современном городе. И не принимает этих отношений… А приехала она к отцу, который когда-то смалодушничал, предал свою первую любовь.

И вот эта девочка и становится для отца в итоге духовным «якорем спасения». Он возвращается к ней и ее матери, в родное село. Точнее, не только к ним. А в первую очередь к самому себе – такому, каким он когда-то, в молодости, был. Цельному, искреннему, не способному на цинизм и предательство…

Мы ведь все – родом из детства. Самое лучшее мы выносим оттуда. Сохранить в себе эту детскость, способность смотреть на мир открыто и удивленно, как в первый раз – это дорогого стоит. Это, наверное, есть одна из самых надежных прививок от фальши. И в жизни, и на сцене… Зерно, когда оно попадает в землю, должно себя «отдать в рост» целиком, без остатка, чтобы получился хороший урожай. И в искусстве – тоже так: надо честно накапливать и так же честно отдавать. Только тогда это и даст хорошие всходы…

Беседовала Е.КОВАЛЕНКО,
«Северная Осетия», 6.07.2012