Людмила БЯЗРОВА: «Художественный музей – это показатель наличия зрелой национальной культуры»

Ольга РЕЗНИК

Сегодня свой юбилей отмечает заслуженный работник культуры РСО-Алания, искусствовед Людмила Бязрова. Как это ни странно, но в трудовой книжке Людмилы Владимировны всего одна запись: более 40 лет она работает в художественном музее им. М. С. Туганова. Поэтому можно сказать, что музей для нее – это не просто место поседневной деятельности, а еще и судьба, любимое, бережно опекаемое детище. И какую бы должность ни занимала Людмила Бязрова – научного сотрудника, заведующей отделом русского и советского искусства, заместителя директора музея по научной работе (с 1991 года), она всегда одинаково ответственна и предана делу, которому служит.

Все, за что берется Людмила Владимировна, обречено на успех. Руководит ли она выставочной, научной либо издательской деятельностью музея, читает ли лекции школьникам и студентам, или пишет статьи по истории искусства, она всегда увлечена тем, что происходит здесь и сейчас. Об искусстве осетинских художников может рассказывать часами. Так что смотришь и диву даешься, как сфера творческих интересов увлеченного человека становится образом жизни.

– Вы с детства мечтали стать искусствоведом?

– Да, искусствоведом хотела быть с самого начала, как только стала задумываться о взрослой жизни. Я родилась и выросла во Владикавказе, училась в общеобразовательной школе №28 и в художественной школе одновременно. Хорошо училась. Любимым предметом была история искусства. Мои одноклассники заметили это. Уж и не помню, кто именно, но один из них посоветовал мне стать искусствоведом. Так и получилось.

– А какие предметы были любимыми в общеобразовательной школе?

– Конечно же, литература. Позже я полюбила и историю.

– И как вы шли к своей мечте?

– Поехала в Ленинград поступать на факультет истории и теории изобразительного искусства Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. Поступила, правда, с третьей попытки.

–  По-видимому, именно это свидетельствует о том, что уже в ту пору совсем юная Людмила Бязрова была человеком целеустремленным?

– Только тогда я была не Бязровой, а Титковой. Насчет целеустремленности не знаю, но к поступлению готовилась основательно, самостоятельно проходила программу по истории русского искусства от истоков до советского времени, работала в художественном музее. Знаете, мне так хотелось здесь работать, что первые три месяца я даже трудилось без зарплаты – внештатным сотрудником. Это было в 1968 году. Я и училась заочно потому, что не хотела бросать работу.

– Чем же вас так привлек музей?

– С одной стороны, работа в музее помогала мне в учебе. С другой, я пришла туда в очень интересное время. Возглавлял музей в ту пору Борис Казбекович Дзарасов – весьма колоритный человек, в недавнем прошлом – летчик, окончивший институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. Как искусствовед он только начинал свою карьеру. Все у нас в музее тогда просто кипело. Молодой состав научных сотрудников выполнял самую разнообразную работу – готовились публикации, читались лекции в районах республики, организовывались экспедиции. Это было самое интересное. На транспорте музея, как сейчас помню, мы объездили все села Дигорского района в поисках произведений народного художника, скульптора, настоящего самородка Сосланбека Едзиева. Кромвель Биазарти собирал истории о Едзиеве биографического и историографического характера, общался с разными людьми. Я занималась памятниками.

Результаты экспедиции были таковы: лично мне удалось определить авторство ряда работ Сосланбека Едзиева, отца и сына Темираевых, Кайсына Кайтукова. Естественно, стелы с кладбищ, обследованные нами, забирать было нельзя – хозяева не хотели расставаться с надгробьями. И все же Кромвелю удалось вывезти для музея ряд ценных работ Сосланбека Едзиева, таких, как «Скорбящий ангел», «Женщина в гроте», «Б?сты Мад», заброшенные надгробные стелы. Все эти произведения были куплены музеем у сына Сосланбека Едзиева – Геора, который относился к художественному музею с большой симпатией. В результате другой экспедиции была собрана старинная утварь. И подобных экспедиций было немало.

Другая интересная сторона музейной работы – организация выставок – не только из фондов музея, но и из частных коллекций, пропаганда творчества художников Осетии. Кстати, с приходом в музей Бориса Казбековича интерьеры приобрели другой характер. В восьми залах на втором этаже стены закрыли щитами с натяжным холстом. Это была очень удачная задумка для демонстрации работ молодых художников. Тогда же приобрели витрины для графических работ, произведений декоративно-прикладного искусства. Мы до сих пор пользуемся этим оборудованием.

– Новое время – новые песни. К сожалению, для культуры и искусства все обернулось не к лучшему. И все-таки музей живет, работает, хотя и по-иному, чем в советский период.

– Структура сегодняшнего музея полностью изменилась. Раньше существовали отделы русского искусства, осетинского, советского. Сейчас – отделы хранения, научной работы, выставочной деятельности. Прежде новые экспонаты, которые первым делом нужно изучить, чем я, в частности, и занимаюсь, поступали к нам ежегодно по нескольку сотен. У музея были такие статьи расхода, что он мог их приобретать. Кроме того, министерства культуры России и Северной Осетии тоже приобретали для музея какие-то вещи. Сейчас закупки осуществляются редко. На это нет средств. Последние лет 15 музейный фонд пополняется за счет даров. Причем, дарители предоставили музею экспонаты, стоимость которых трудно переоценить.

Один из них – Георгий Моисеевич Галковский, коренной владикавказец, инженер по профессии. Проживал он в Москве. А вот собранную в течение многих лет коллекцию русского искусства (более 20 картин) в 1981 году передал в фонд художественного музея в своем родном городе. На антикварном рынке за такое сокровище предложили бы кругленькую сумму. Но Георгий Моисеевич решил передать коллекцию в музей, где она хранится как собрание Галковского. Кстати, сам Георгий Моисеевич бывал частым гостем в нашем музее. Всякий раз, приезжая на малую родину, он заходил к нам.

Другим щедрым дарителем был великий скульптор Сосланбек Тавасиев. Музей существует с 1939 года. А уже в начале сороковых Сосланбек Тавасиев начал передавать свои произведения на хранение в музей. Есть среди них и эскиз весьма колоритного памятника Салавату Юлаеву. Позже семья скульптора передала в музей еще и его удивительные ранние работы из камня и дерева. Все эти произведения лягут в основу выставки, которую мы собираемся организовать.

В 90-е годы наш музей экспонировал выставку Лондонской галереи современного искусства, филиал которой находится в Москве. С нее наш нынешний первый вице-премьер Сергей Такоев приобрел для музея несколько произведений Михаила Шемякина, Рустама Хамдамова и других авторов. Получилась хорошая коллекция, сделавшая честь дарителю.

В последнее время, как я уже говорила, была изменена структура музея. Особое внимание стало уделяться форме подачи выставочного проекта. Самой необычной и оригинальной выставкой из тех, что проходили в художественном музее, на мой взгляд, стала выставка «Современное искусство Ирана». Она оживила само здание музея, так как проходила в выставочном зале на первом этаже, в помещении, построенном известным владикавказским купцом Огановым (музей находится в бывшем его особняке) специально под магазин: это была своего рода яркая восточная ярмарка с чайханой, мастерами, которые тут же на виду у всех что-то производили. Люди шли к нам и шли. Завороженные происходящим, не хотели уходить. Они пили чай, общались, погружаясь в жизнь Ирана. Здесь же для студентов художественных вузов, которые тесно сотрудничают с музеем, иранские мастера чеканки, миниатюристы проводили мастер-классы. Все это было интересно, занимательно, увлекательно.

– Недавно мне довелось прочесть две ваши статьи в журнале Союза художников РСО- Алания «Национальный колорит». Вы часто публикуетесь?

– Да, действительно, я писала статьи для журнала «Национальный колорит» – о росписи церкви Богоявленского женского монастыря, что в Алагирском районе, и о романтизме в изобразительном искусстве Коста Хетагурова. О Коста к его 150-летнему юбилею написала сразу две статьи. Вторая была опубликована в сборнике Северо-Осетинского государственного университета и называлась «К проблеме атрибуции Алагирского собора». Материалы о поэте и художнике Коста Хетагурове я собирала давно. Еще учась в Ленинграде, просиживала в архивах, библиотеках. В этом году собранные материалы оказались активно востребованными. Хотя на самом деле пишу я урывками. Много времени отнимает преподавательская работа.

– А где вы преподаете?

– Во Владикавказском институте моды, где веду такие дисциплины, как история искусства и история культуры. Кроме того, в рамках программы полилингвального образования, которая осуществляется под эгидой ЮНЕСКО на базе Северо-Осетинского государственного педагогического института, я в соавторстве с преподавателем Лицея искусств Наташей Королевой пишу учебники по изобразительному искусству, где широко представлено искусство зарубежное, русское и осетинское. Работа эта очень увлекательная. Собран интересный иллюстративный материал, благодаря которому приходит понимание, что осетинское искусство находится на высокой ступени развития и вписывается в пространство мирового искусства.

–  Говоря о начале своей работы в музее, вы рассказали, что ездили в экспедиции вместе со своим будущим супругом Кромвелем Биазарти. Выходит, вы и спутника жизни обрели, благодаря музею?

– Да, когда я пришла в музей, Кромвель уже работал там научным сотрудником по окончании истфака Северо-Осетинского государственного университета. Мы как-то сразу познакомились и стали неразлучны. Сближали взаимные интересы. Я благодарна Кромвелю за то, что он способствовал формированию моего серьезного отношения к осетинской культуре. У него хороший педагогический дар и высокие профессиональные требования, которым я старалась соответствовать. Как я уже говорила, мы стали неразлучны и поженились.

– А Кромвель красиво ухаживал?

– Он оригинально ухаживал, так, как должен ухаживать осетин. На людях мы были просто друзьями. Но сколько внимания он уделял мне, как любил дарить цветы, просто засыпал меня букетами… Мой муж очень надежный человек. Он может быть ироничным и даже язвительным, но в критической ситуации, в трудную минуту он всегда поддержит, подставит плечо, будет рядом и сделает все для того, чтобы вытащить человека из топи, в которой тот оказался.

– Чем занимаются ваши дети? Они унаследовали интересы родителей?

– Сын Беса – историк по образованию.

– Беса – очень интересное имя. А главное – редкое.

– Когда родился сын, Кромвель передал мне список из десяти имен, чтобы я выбрала то, которое мне больше по душе. Беса – это египетское христианское имя. Мой выбор пал на него еще и потому, что Беса – это главный герой драмы Е. Бритаева «Амран», который спешит на помощь осетинскому Прометею.

Сейчас Беса живет в Цхинвале, он поселился в родительском доме своего отца. Там он женился. Работает консультантом министра иностранных дел Республики Южная Осетия. Очень любит историю, которой интересуется с раннего детства. Думаю, что это наследственное. Отец Кромвеля тоже был историком. В свое время он оканчивал Петербургский университет.

Дочь Дзерасса – журналист. Сейчас она во второй раз готовится стать мамой. У нас с Кромвелем трое внуков. Скоро появится на свет четвертый.

– В юбилей виновнику торжества принято желать счастья, здоровья, удачи. А что бы Вы сами себе пожелали?

– Хочется, чтобы у детей все было благополучно и в личной жизни, и в профессиональной. Хотелось бы, чтобы в музее, которому отдано большая часть жизни, не было никаких проблем, чтобы то, что делаем, доставляло удовольствие, оценивалось, поддерживалось. Мне очень жаль, что музей в последнее время стал менее посещаем, чем в былые годы. Помню, раньше, если едешь в другой город, знакомство с ним начинаешь с музея. А сейчас даже далеко не все владикавказцы знают о нашем музее.

Чего греха таить, и художники порой недооценивают его роль. А ведь художественный музей – это собиратель и хранитель культурного наследия и даже показатель наличия сложившейся зрелой национальной культуры. Искусство нового формата имеет смысл искать, когда есть от чего отталкиваться, чему противостоять, с чем спорить, что продолжать. Так и наш авангард имеет свой национальный характер, поскольку возникает не на пустом месте.