Певец красоты первозданной

// Сегодня – день рождения поэта Арсения ТАРКОВСКОГО (1907-1989), автора стихотворений «Ардон», «Мельница в Даргавском ущелье», «Цейский ледник»

Одного из ярких отечественных поэтов XX века своей мировой известностью затмил сын Андрей – знаменитый кинорежиссер, создавший культовые фильмы «Иваново детство», «Сталкер», «Зеркало», «Ностальгия». Но это, конечно, не поколебало его собственного заметного места среди мастеров поэтического слова.

В отличие от рано сгоревшего сына Тарковский-старший прожил долгую жизнь – 82 года. Все это время поэт напряженно работал, но брал не количеством стихотворений, как некоторые плодовитые рифмописцы, а точностью и образностью, умением увидеть то, что незаметно было другим.

После учебы на Высших государственных литературных курсах, Арсений Александрович с 1929 г. занимался главным образом переводами классической поэзии Востока, много переводил с языков народов СССР. Тем самым внес немалую лепту в развитие многонациональной советской литературы.

Первый же собственный сборник Тарковского «Перед снегом» вышел лишь в 1962-м. Анна Ахматова в рецензии на него писала: «Эти долго ожидавшие своего появления стихи поражают рядом редчайших качеств. Из них самое поразительное то, что слова, которые мы как будто произносим каждую минуту, делаются неузнаваемыми, облеченными в тайну и рождают неожиданный отзвук в сердце». И делала вывод: «Этот новый голос в русской поэзии будет звучать долго».

Особняком в творчестве Арсения Тарковского стоит ранняя лирика. В конце 30-х он много ездил по стране. Побывал он и в Осетии, которая оставила в его сердце неизгладимый след. Не случайно, все три написанных им под впечатлением своей поездки стихотворения – «Мельница в Даргавском ущелье», «Ардон» и «Цейский ледник» – включались как в прижизненные, так и в посмертные сборники поэта.

Стихотворение «Ардон», возможно, вообще одно из лучших в любовной лирике Тарковского. Его удивительные строки скрывают загадки, которые еще предстоит разгадать – такую романтическую балладу мог написать только человек, которого глубоко – до самого донышка сердца – затронули неукротимые чувства.

Творчеством Арсения Александровича восторгался известный осетинский поэт Ахсар Кодзати, который перевел все три произведения «осетинского цикла» Тарковского и еще несколько блистательных творений своего московского собрата.

Невероятно поразила Кодзати «Мельница в Даргавском ущелье».

«Это стихотворение, воистину, – маленький шедевр. Мастерство поэта, что называется, наяву: ни одного лишнего слова, строки отточены до предела. Воплощение увиденного поэтом поражает точностью красок, первозданной свежестью образов: жужжание веретена напоминает снование ос, шуршание камыша; белопенная ледниковая вода горной реки, словно лебедь, бросается на колесо мельницы. Притом, как заметил читатель, слова «река» и «вода» в тексте не упоминается», – разложил все по полочкам Ахсар Магометович.

Он же верно подметил, что приезд Тарковского в Осетию в 1934 году стал для него глотком свежего воздуха, который придал импульс творческому вдохновению.

«Впечатления от поездки в наш край сохранились в памяти поэта надолго. Свидетельство тому – три стихотворения-исповеди», – пишет Кодзати.

Настала пора попытаться более полно узнать о подробностях пребывания поэта в Осетии. Как анонсировать и то, что тремя произведениями «осетинский цикл» Тарковского не ограничивается.

Во Владикавказ он приехал в августе 1934-го не один, а в компании друзей-поэтов Аркадия Штейнберга и Владимира Аврущенко. Последний и стал инициатором «броска на юг». Но про Аврущенко – отдельная история. Он все-таки первым озвучил идею создания большой антологии осетинской литературы и настойчиво продвигал свое детище к практическому воплощению. Только за это заслуживает развернутого биографического рассказа (и он обязательно будет)…

Итак, сообщение газеты «Пролетарий Осетии» от 12 августа 1934 г.: «В Осетию прибыла из Москвы бригада молодых поэтов. В составе бригады – Вл. Аврущенко, Арсений Тарковский и Аркадий Штейнберг. Основная цель приезда бригады – сбор и перевод на русский язык произведений осетинских поэтов. Одновременно бригада по заданию московских газет напишет ряд очерков о Северной Осетии и ее достижениях.

Бригада проведет вечера читки своих произведений, встречи с писателями и поэтами Северной Осетии».

12 августа гости из Москвы побывали в сел. Гизель, где приняли участие в слете передовиков. 13 августа поэты встретились с заведующим отделом пропаганды Северо-Осетинского обкома ВКП (б) тов. Козыревым. На следующий день они выступили по местному радио, а затем – перед общественностью в кинотеатре «Гигант» (позднее – кинотеатр «Родина»). После чего побывали на Гизельдонской ГЭС, в Алагире, в шахтерском Садоне, на обогатительной фабрике в Мизуре, а уже непосредственно в праздничные дни – вместе с М.И. Калининым на юбилейных торжествах, а затем – в колхозе селения Фарн.

Такой плотный график, конечно, насытил молодых писателей впечатлениями, которые впоследствии и вылились у Арсения Тарковского в замечательные поэтические строки.

Игорь ДЗАНТИЕВ

АРДОН

I

Я скомкал письмо и коня оседлал.

По сморщенной коже горы,

Царапая ребра обветренных скал,

Кудахча, бежали дворы.

Я плетью ременной ударил коня,

Любовью твоей обойден,

И конь мой рванулся и вынес меня

Туда, где клубится Ардон.

Изрубленный насмерть, он был одинок

На бешеном ложе своем,

Взбежать на постылую гору не мог

И ринулся вниз напролом.

А все-таки в памяти он сохранил

Седых берегов забытье,

Сухой известняк безымянных могил

И скифское имя свое.

Я знал: ты обидеть хотела меня,

Но память меня охранит

От ревности, жгущей сильнее огня,

От боли холодных обид.

Я был, как седая река, одинок,

Любовью твоей обойден,

На гибель тебя променять я не мог,

Но видел кипучий Ардон.

Когда над Ардоном кружил Азраил,

Я думал о нашей судьбе.

И все-таки я навсегда сохранил

Все то, что сокрыто в тебе.

Смотри же, со мною остался навек

Весь жар бытия твоего:

За трепетом полуопущенных век

Недвижных зрачков торжество.

1936

II

И криком орлиным, и хлопаньем крыльев

Гоним, я в долину бежал от гнезда,

На влажные камни я лег, обессилев.

– Охотник, ты струсил! – кричала вода.

Я поднял винтовку и выстрелил в пену,

И встала река во весь рост предо мной,

И камни пошли на отвесную стену,

И рыба хлестала в пыли водяной.

Я спал. На земле и любили, и пели,

И, может быть, ты приходила сюда,

Но пальцы мои задевали форели,

И шла надо мной ледяная вода.

Недаром покоя ты мне пожелала,

Спасибо за память! Я видел во сне:

Бегу, а любовь мне лицо исклевала, –

Ардон этой ночью привиделся мне.

1936

ЦЕЙСКИЙ ЛЕДНИК

Друг, за чашу благодарствуй,

Небо я держу в руке,

Горный воздух государства

Пью на Цейском леднике.

Здесь хранит сама природа

Явный след былых времен -

Девятнадцатого года

Очистительный озон.

А внизу из труб Садона

Сизый тянется дымок,

Чтоб меня во время оно

Этот холод не увлек.

Там под крышами, как сетка,

Дождик дышит и дрожит,

И по нитке вагонетка

Черной бусиной бежит.

Я присутствую при встрече

Двух времен и двух высот,

И колючий снег на плечи

Старый Цее мне кладет.

1936-1940

МЕЛЬНИЦА В ДАРГАВСКОМ УЩЕЛЬЕ

Все жужжит беспокойное веретено -

То ли осы снуют, то ли гнется камыш,-

Осетинская мельница мелет зерно,

Ты в Даргавском ущелье стоишь.

Там в плетеной корзине скрипят жернова,

Колесо без оглядки бежит, как пришлось,

И, в толченый хрусталь окунув рукава,

Белый лебедь бросается вкось.

Мне бы мельника встретить: он жил над рекой,

Ни о чем не тужил и ходил по дворам,

Он ходил – торговал нехорошей мукой,

Горьковатой, с песком пополам.

1935