Юрист, осетиновед… масон

8 сентября исполняется 160 лет со дня рождения выдающегося русского ученого, юриста, социолога, крупного общественного деятеля М.М. Ковалевского. Однако его с полным правом можно назвать и крупным осетиноведом. Этой стороне научного творчества ученого посвящена данная статья.

Максим Максимович КОВАЛЕВСКИЙ (1851-1916) – выдающийся российский юрист и социолог, общественный и государственный деятель, автор около полутысячи научных трудов. По сути дела Ковалевский – первый российский ученый-юрист, детально рассмотревший систему осетинского обычного права в контексте мирового правосудия в капитальном научном труде «Обычное право и древний закон».

Сам автор подчеркивал, что его труд был бы невозможен без исследований ученых-осетиноведов М. Пфаффа, Ф. Леонтовича, В. Миллера, юриста Д. Шанаева. Вклад Ковалевского в осетиноведение трудно переоценить, ибо на долгие годы он предвосхитил историко-правовые исследования обычного права осетин как системы.

В своем историко-сравнительном исследовании обычного права осетин Ковалевский предложил специальный термин для раздела обществоведения, объясняющего порядок зарождения правовых институтов (эмбриология права). Отмечая, что осетины сохранили в своем быту многочисленные остатки уже пройденных ими стадий развития, автор избрал методом исследования не простое описание обычаев осетин, а их сравнение с эпизодами современного юридического быта и сопоставления с фактами древнего права представителей арийской правовой семьи.

Ковалевский подчеркивал тождественность между осетинами и аланами и полемизировал с встречающимися в византийских источниках выводами о том, что осетинские цари – «не более как случайно возвысившиеся над другими родовые старейшины. Произведенные в Осетии раскопки по характеру открываемых ими предметов не оставляют сомнения в существовании между обоими народами довольно деятельного торгового оборота».

Мне представляется, что этот торговый оборот мог быть следствием целенаправленной политики двух государств с развитой центральной государственной властью.

Христианизация Алании, по мнению М. Хоренского, на которого ссылается Ковалевский, «начинается в IV веке нашей эры. Она распространяется с юга на север и уже к XII веку христианство становится государственной религией. К этому же времени в отношении южной закавказской части Алании со стороны грузинских царей наблюдается экспансия, распространяется их власть посредством учреждения сеньората в лице назначаемых грузинским правительством сеньоров – эриставов, пытавшихся организовать вассальные отношения и распространить свою юрисдикцию в решении всех хозяйственных и имущественных вопросов, исполняющих права верховных судей, полицейских агентов и налоговых сборщиков».

Ковалевский отмечает, что со временем эриставы «сделались верховными собственниками большей части земель южной Осетии и распространили на ее жителей начала крепостной зависимости и службы. Исключения в этом последнем отношении составляют только те из осетин, которые, живя в недоступных по своей природе горных ущельях, фактически не признавали над собой власть эриставов, – ни как чиновников грузинского государства, ни как феодальных собственников».

Из этого можно сделать вывод: власть аланского царя также не распространялась на жителей труднодоступных горных районов южной Осетии, которые продолжали жить по законам, больше напоминающим военную демократию, чем феодальное государство. Не следует также считать, что все эриставы не были этническими аланами, некоторые из них, как отмечает Ковалевский, были сами из аланских родов.

Исходя из необходимости приобщения горских народов Кавказа к российской гражданственности, российское правительство в лице командующих своими войсками на Кавказе всемерно способствовало уничтожению сословного неравенства в части отмены рабства и социального сближения других сословий. «Преследуя эту цель, – пишет Ковалевский, – правительство сочло нужным назначить независимых от алдар аульных старшин, сперва непосредственно выбираемых общинами, а потом назначаемых начальством, и вместе с тем законодательным путем регулировать права сельских сходов или ныхасов. Соединяя небольшие поселки в общины от 50 дворов, русское правительство во главе каждой поставило старшину с помощником».

Автор отмечает, что осетинские сельские старшины в основном не пользовались бюрократическими прерогативами и являлись лишь исполнителями решений сходов – ныхасов.

Таким образом, после присоединения Осетии к России значительно растет роль ныхасов. Они становятся повсеместными и постоянными действующими органами власти. Де-факто в осетинских общественных отношениях утверждается некое подобие разделения функций: относительная обособленность органов центральной и местной власти, а в последней – разделение функций принятия решений ныхасами и их исполнения старшинами и их аппаратом – помощниками.

Юрисдикция совета мужской части общины – ныхаса предусматривала не только принятие решения по вопросам общественных дел, но и организацию контроля за исполнением этого решения. В этих целях практиковались отчеты старшим на сходах. Процедура принятия решения включала в себя наличие простого большинства для принятия текущих дел и квалифицированного – 2/3 участников для принятия решения по важнейшим делам.

Понятие преступления по обычному праву осетин в общих чертах включало в себя охрану интересов членов сообщества. Под преступлением понимался лишь конкретный «вред», аналог «обиды» по «Русской Правде». Общество осознавало вред для себя преступного деяния только опосредованно, через обиду, нанесенную своему конкретному члену. Мера пресечения для причинившего этот вред не всегда подлежала имущественной дифференциации и восполнению. Она в основном включала в себя кровомщение, и лишь в отдельных случаях допускалось денежное восполнение.

Ковалевский выявил две особенности уголовного права осетин. Первая заключалась в родовом возмездии, прекращаемом выплатой денежного выкупа, вторая – в признании материальной стороны преступления. Однако это не означало, что преступление, совершенное внутри рода, противоправным деянием не являлось. В данном случае вместо кровомщения применялось изгнание, хотя некоторыми исследователями высказывались мнения о смертной казни, которая осуществлялась соплеменниками. Существует даже легенда о том, что подобные преступившие закон люди в Осетии раньше сбрасывались с так называемой собачьей скалы. Именно этот эпизод из практики осетинского правосудия запечатлел выдающийся художник М. Туганов в одноименной картине.

Сфера преступных деяний, совершаемых среди родственников, по мысли Ковалевского, являлась сферой применения семейных и родовых судов, которые отправляли правосудие, руководствуясь лишь собственным пониманием справедливости и закона и стремлением не предавать огласке нелицеприятные случаи семейной жизни. Однако по мере укрепления российского законодательства отдельные подобные факты из жизни осетин становились известными широкой публике.

Есть мнение, что за буржуазной оппозицией царю Николаю II стояла нерегулярная масонская ложа, основанная в 1907 году академиком, депутатом I Государственной думы, членом Государственного совета М.М. Ковалевским. Ее целью были установлены в России буржуазно-демократического республиканского строя и предоставление всем нациям автономии. Общее руководство масонами осуществлял специальный орган – Верховный совет народов России, во главе которого находился избираемый генеральный секретарь.

Так это или нет – сегодня трудно сказать, но мы должны воздать должное выдающемуся ученому, на труды которого ссылались К. Маркс, Ф. Энгельс, В. Ленин и который заложил основы изучения обычного права осетин. И подобно тому, как филологи проводят ежегодные конференции, посвященные академику В. Миллеру – другу Ковалевского, думается, нам, народу, которому он посвятил основной труд своей жизни, следовало бы организовывать «Ковалевские научно-практические чтения».

С.ЧЕДЖЕМОВ, доктор педагогических наук, профессор,
«Северная Осетия», 7.09.2011