Секрет долголетия от Марии КОТОЛИЕВОЙ: «Любить надо! Жизнь, окружающих людей, работу, своих учеников…»

Есть люди, достойные восхищения. К их числу, без сомнения, принадлежит заслуженная артистка России, народная артистка Северной Осетии, кавалер медали «Во славу Осетии», оперная дива Мария КОТОЛИЕВА.

Обладательница красивейшего меццо-сопрано, она пользовалась и продолжает пользоваться огромной популярностью и любовью у любителей оперного искусства не только в Осетии, но и далеко за ее пределами. Впрочем, у таланта этой необыкновенной женщины, посвятившей жизнь любимому делу и добившейся на этом поприще успеха, много ипостасей.

Ипостась номер один – солистка Северо-Осетинского музыкально-драматического театра, исполнительница главных партий как в операх классического репертуара – русских и зарубежных, так и в осетинских национальных.

Ипостась номер два – одновременно солистка Северо-Осетинской государственной филармонии. Деятельность Марии Сергеевны в филармонии была сопряжена с постоянными выступлениями с симфоническим оркестром и занятостью в музыкальном лектории, который тоже включал концерты.

Ипостась номер три – музыкальный педагог. Котолиева сформировала настоящую школу преподавания вокала, внеся свой весомый вклад в воспитание целой плеяды замечательных исполнителей. Но даже тем из своих учеников, кто не связал судьбу с высоким искусством, она сумела привить непреходящую любовь к вокалу. И дело тут и в личном обаянии педагога, и в качестве даваемого ею образования, и в личном примере, и в высокой требовательности, в первую очередь, к себе, а уже потом к ученикам.

Ипостась номер четыре – «вокальная энциклопедия». Именно так величают Марию Сергеевну ее коллеги по творческому цеху. Природные способности и высочайшая школа, помноженные на труд, привели к тому, что к ней, настоящему профессионалу своего дела, обращаются за помощью и за советом, с ее мнением считаются.

Ипостась номер пять – хранительница домашнего очага, жена, мать, бабушка, у которой, несмотря на невероятную занятость, всегда хватало времени и тепла на все и всех.

Ипостась номер шесть – надежный друг, товарищ, коллега. Человек светлый, скромный и жизнерадостный, Мария Котолиева, как магнит, притягивает к себе окружающих, неизменно пользовалась и продолжает пользоваться заслуженным уважением тех, с кем довелось пересечься на жизненном пути…

С Марией Сергеевной мы встретились у нее дома. Несмотря на солидный возраст, эта удивительная женщина в 93 года продолжает преподавать (и это тоже достойно восхищения и уважения!). Правда, из-за болезни ног из дома выходит редко, поэтому ученики приходят к ней сами…

Однако какое же это непередаваемое удовольствие – общаться со звездой осетинской оперной сцены, невероятное пение которой я, затаив дыхание, слушала, будучи еще школьницей…

– Сколько лет вы связаны с профессиональным творчеством?

– Я поступила в музыкальный техникум, так тогда назывался нынешний колледж искусств, в 1949 году. И по сегодняшний день в родном для меня коллективе. По просьбе Ларисы Гергиевой помогаю педагогам и студентам. Так что в этом году моему творческому и педагогическому стажу ровно 70 лет.

– С чего все начиналось? Думали ли вы когда-то, в детстве или в ранней юности, что станете известной оперной дивой?

– Нет, конечно, даже не мечтала. Ведь я была простой сельской девушкой из Ногира. Русский знала плохо. Окончила семь классов и работала с мамой в колхозе. Правда, очень хотела учиться, жаждала стать медсестрой. Но судьба развернулась иначе. Как-то в жаркий день я сидела под зонтом, прячась от солнца, и пела. Мое пение услышал односельчанин, литературовед Хазби Джиоев. Он и посоветовал мне учиться вокалу. Еще спросила его: «А где?» Он ответил: «В музыкальном техникуме».

Осетинская красавица Мария КОТОЛИЕВА

И я поехала в город. Нашла музыкальный техникум. Зашла в кабинет к директору – Владимиру Горшкову. Тот, увидев меня в дверях, поинтересовался, чего я хочу. Сказала, что петь. Он сразу предупредил, что прием уже окончен. Но, несмотря на это, распорядился позвать пианистку Надежду Ивановну Засорину (очень красивая была женщина), чтобы меня прослушали.

«Какую большую осетинскую гармошку открыли»,– подумала я, впервые увидев фортепьяно. Надежда Ивановна начала меня распевать. А я, честно говоря, не знала, чего они от меня хотят. Потом Засорина отметила: мол, чувствуется, материал хороший, крепкий звук, красивый голос, но… не получается, в ноты не попадает, слуха нет.

А я не знала даже, что такое слух, о котором шла речь. После этого я ушла, всю дорогу повторяя про себя незнакомое мне слово. Так дошла до Никитина, 3, где жила моя тетя Ева Николаевна Битиева – Герой Социалистического Труда. Открываю дверь, и прямо с порога ее дочь Света спрашивает, где это я гуляла. Когда я рассказала, что была в музыкальном училище и что там происходило, Света все мне объяснила. «Слух, Мария, – это когда ты слышишь, как кто-то поет и запоминаешь мотив. Вот это и есть слух», – сказала она.

Я часто бывала в Осетинском театре. Много раз смотрела спектакль «Желание Паша» Давида Туаева. И все песни, которые там пел Баллаев, помню по сегодняшний день. У меня низкий голос, поэтому я исполняла эти мужские песни.

В общем, я поняла, что такое слух, пошла опять в музыкальный техникум и попросила снова меня прослушать. Помню, Засорина спросила: «Что ты будешь петь?». Я ответила, что пою мужские «вещи», те, что исполняет Баллаев. Надежда Ивановна поинтересовалась, что еще я пою. Сказала, что «Тауче» Татаркана Кокойти. А «Тауче» тогда была вершиной песенного искусства в Осетии. Надежда Ивановна как сыграла, а я за ней «пошла». Слух-то у меня на самом деле был хороший. Те, кто слышал мое пение, сказали, что я находка для училища. Хотя бы потому, что меццо-сопрано и по сегодняшний день – очень редкий голос. Горшков распорядился: «Зачислить эту девочку без экзаменов». Так я стала учащейся музыкального техникума.

В техникуме преподавала Фрида Вениаминовна Нусинова – шикарный, очень грамотный педагог. Когда она услышала, как я пою, сказала: «Я ее возьму». Фрида Вениаминовна была мне как вторая мать. В буквальном смысле она меня одевала, обувала, опекала. Мне очень повезло, что именно она стала моим педагогом.

И так потихонечку-потихонечку я поднималась год за годом.

– Насколько мне известно, будучи студенткой второго курса музыкального техникума, вы стали участницей всероссийского песенного конкурса среди студентов средних учебных заведений в Горьком, где заняли третье место. Правда ли, что директор тамошнего музыкального учебного заведения, оценив ваш удивительный голос, предлагал вам перевестись учиться в город на Волге?

– Да, это правда. Кстати, в Горьковской консерватории училась наша Нелли Хестанова. Но я переводиться отказалась. Вернулась в Осетию. Не хотела быть вдали от дома.

– Говорят, вы еще студенткой стали петь в вокальной группе при Северо-Осетинском государственном радио?

– Да. Я везде пела.

– Мечтали о поступлении в Московскую консерваторию? Или опять судьба вас сама с ней свела?

– По окончании музыкального техникума меня отправили учиться в Москву. На отчетном концерте выпускников вместе с Северо-Осетинским симфоническим оркестром я исполняла арию Любаши из оперы «Царская невеста» Римского-Корсакова и «Колыбельную» из «Кантаты о Родине» Александра Арутюняна. Аттестационная комиссия приняла решение отправить меня в консерваторию. Когда меня вызвал к себе директор, я ему сказала: «Как же я поеду в Москву? Я русский плохо знаю. А вы меня отправляете учиться в консерваторию». Но он ответил: «Ничего, ничего. Мы знаем, что мы делаем».

Когда меня принимали в консерваторию, я пела вторую арию Далилы из оперы «Самсон и Далила» Камиля Сен-Санса. «Весна появилась, и сердце забилось», – пела я как будто о себе. Никогда не забуду взгляд известной оперной певицы Марии Максаковой (меццо-сопрано), которая обратила на меня внимание. Всего в комиссии было 12 человек. И все внимательно меня слушали. В консерваторию меня приняли без экзаменов.

Моим преподавателем стала Елена Васильевна Кузьмина. И она отнеслась ко мне по-матерински. А ее мужем был знаменитый певец, педагог, доктор искусствоведения Анатолий Леонидович Доливо. В свое время он пел дуэтом с Федором Шаляпиным. Анатолий Леонидович тоже очень хорошо ко мне относился. Называл Машенькой…

– Будучи студенткой консерватории, вы получали Государственную стипендию имени Коста Хетагурова?

– Да, на третьем курсе мне дали эту стипендию. Всего от Осетии было четыре таких стипендиата…

– Какие воспоминания о консерваторской студенческой жизни у вас сохранились?

– Будучи студенткой, я исполняла партию Вани в опере «Иван Сусанин» Глинки. Очень нравилась мне ария «Бедный конь в поле пал, я бегом добежал…». Это одна из моих любимых оперных партий. Пела еще партии Ольги и няни в опере «Евгений Онегин» Чайковского. Няня у меня была такая, что всегда звонили и спрашивали: «А кто сегодня няню будет петь в оперной студии в консерватории?» Если Котолиева, тогда с удовольствием шли.

А главное впечатление – это то, что пела на одной сцене с великими людьми – такими, как знаменитый болгарский певец Николай Гяуров, солист Большого театра Евгений Кибкало, будущие народные артисты Советского Союза Тамара Милашкина и Юрий Мазурок… Вот так я из тени выбилась в люди. А была простой девочкой. В осетинских чувяках зимой и летом два года ходила по Москве. Так мы бедно жили.

На госэкзамене я исполняла русскую народную песню «Ах, долга ты ночь». После экзамена педагог сказала: «Деточка моя, тебя сегодня очень хвалил Свешников – ректор консерватории». Он сказал преподавателям: «Учите своих детей петь русские народные песни так, как пела сегодня эта девчонка-осетинка с косой».

Консерваторию я успешно окончила. Выпустили меня оперной певицей.

– По возвращении в Осетию, вы начали свой творческий путь в Северо-Осетинском музыкально-драматическом театре. Исполняли оперные партии и в классических, и в национальных операх: Меретхан в «Весенней песне» Христофора Плиева, Оллана в «Оллане» Ильи Габараева и многие-многие другие. Вы были лично знакомы с осетинскими композиторам, кого сегодня называют классиками и зачинателями национальной оперы?

– Да, я была лично знакома с Дударом Хахановым, Ильей Габараевым, Христофором Плиевым, Ефимом Колесниковым, Георгием Гуржибековым.

Особая творческая дружба связывала меня с очень грамотным композитором Ильей Габараевым, который написал для меня много произведений. Я исполняла все романсы Габараева. В том числа и «Джук-тур» на стихи Коста Хетагурова. Еще в студенческие годы моя преподавательница Фрида Вениаминовна объясняла, как надо исполнять этот романс-переживание, романс-пейзаж. Он должен передавать состояние сосредоточенной задумчивости, погруженности в «любовь и печаль», которое отражается в окружающей картине царственно застывших снежных гор.

«Джук-тур» я запела первой. От моего голоса все и пошло. И в последующие годы «Джук-тур», кроме одной моей ученицы, больше никто не исполнял. Потому что это очень сложное произведение.

Вообще, у Габараева романсы потрясающие! В свое время вышла даже пластинка фирмы «Мелодия» с его романсами в моем исполнении.

– Но ведь Илья Габараев был не единственный, кто писал именно для вас. Юрий Дзитоев, насколько мне известно, написал для вас песню «Иристон»?

– Да, Юра специально для меня написал эту песню, которую я с удовольствием исполняла. Он работал в оркестре. Помню, говорил: «Я обязательно для вас напишу произведение, которое складывается у меня в голове». И выполнил свое обещание…

А вот с Христофором Плиевым, я помню, был связан один курьезный случай. Когда он учился в Московской консерватории, то состоял там на партийной работе. А был такой Сергей Харебов. У него был очень красивый баритон. Сергей приехал из Грузии и по-русски вообще не понимал. Как-то он поделился своими переживаниями с Христофором: «Я по-русски не говорю. Как же я буду отвечать на экзаменах?». Плиев сказал ему: «Ничего. Я поговорю с профессором».

В общем, на экзамене Христофор Плиев выступил в качестве переводчика и отвечал за Сергея Харебова на билет так, как надо, потому что Харебов говорил совсем не то, что следовало. Я даже помню, какой билет им достался: «Десять сталинских ударов в Великой Отечественной войне». И приняли Сергея в консерваторию.

Лель в опере «Снегурочка» Римского-Корсакова

– Работая в филармонии, вы часто ездили с концертами не только по Осетии и Кавказу, но и по всему Советскому Союзу. Вы первой вынесли произведения осетинских композиторов на суд слушателей всего СССР. Как принимали наших артистов, нашу осетинскую музыку за пределами Осетии?

– Хорошо принимали. Запомнилась мне одна поездка в Грузию, куда мы выехали с Павлом Арнольдовичем Ядых. Это было в 50-е годы. Когда во время репетиции я вышла на сцену в ситцевом платье, осетинских чувяках, с косой, на меня, помню, так пренебрежительно посмотрела одна скрипачка из грузинского оркестра. Ее взгляд будто говорил: «Что можно ожидать от этой замухрышки?» Объявили, что я буду петь «Джук-тур» и арию Далилы. Но, когда я запела, на меня уже смотрели другими глазами. А на концерте дважды вызывали на «бис».

Запомнилось, как тепло нас принимали в Днепропетровске. С дирижером Карапетяном мы ездили туда вместе с Долорес Билаоновой. У Долорес шикарный голос – драматическое сопрано. У нас обеих сильные голоса. Мы и дуэтом с ней пели. И нас очень хорошо принимали.

– Правду говорят, что ни один правительственный концерт не обходился без вашего участия?

– Это правда. Многим нравился мой голос, в том числе и руководству республики. Кабалоев с ума сходил. И я пела на государственных концертах. Но с не меньшим удовольствием пела перед простыми людьми. Помню мои выступления в доме престарелых, в обществе слепых, где меня очень тепло принимали. Когда я пела арию матери сирот из оперы «Коста» Христофора Плиева, все плакали. И когда запела «Алексей, Алешенька, сынок», все вообще рыдали. У меня самой ком в горле застрял. Остановилась, говорю: «Вы меня извините, но я петь дальше не могу»… Все-таки я очень эмоциональная, особенно в такие моменты.

– Вы преподавали и в музыкально-педагогическом колледже, и в колледже культуры, и на факультете искусств в СОГУ, а сейчас занимаетесь со студентами колледжа искусств имени Гергиева. Кем из своих учеников гордитесь?

– Это Эльбрус Губиев, Римма Джабиева, Василий Кочиев, Галина Тогузова, Владимир Тайсаев, Лейла Кисиева, Сослан Дзуцев, Олег Ходов, Асланбек Агкацев. Я счастлива, что у меня были такие воспитанники.

Сплошь известные все театральные лица: Георгий Хугаев, Владимир Баллаев, Маирбек Цихиев, Анатолий Галаов

– Вы ведь и по сей день занимаетесь с учениками?

– Да, и сейчас тоже. Прослушиваю, консультирую. В настоящее время я должна выпустить Артура Абаева. Он переходит с третьего курса на четвертый. Очень хороший мальчик. У него красивый тенор.

– Вашим супругом был Маирбек Цихиев – режиссер, актер театра и кино, ставший знаменитым на всю страну после того, как сыграл роль Черчилля в популярном фильме «Тегеран-43». Каким Маирбек Борисович был мужем?

– Начнем с того, что Маирбек был очень талантливым человеком. Когда он поступал в Щукинское училище, я уже в консерватории училась.

– Вы в Москве познакомились?

Просто красавец: Маирбек Цихиев в молодости

– Да. Мы дружили с щукинцами. Их девчонки ко мне относились великолепно. Я ведь веселая какая! Маирбека впервые увидела в раздевалке училища зимой, стояла там с одной из девочек. Вдруг он подходит. Низенького роста, с пузом. Заговорил. Я отметила: бас, красивый голос.

– Вы на голос сразу внимание обратили?

– А меня только голос интересовал. Он узнал, что я осетинка, которая учится в консерватории. А Маирбек дружил с Василием Лановым. Вот они пришли как-то вместе, начали шутить. Мы пообщались, познакомились поближе…

– Легко ли двум творческим личностям в одной семье?

– Мне легко было. Знаете, почему? Он же актер, сидит, читает, учит роль. Я его очень внимательно слушала. И подсказывала, как дикцию подать, где логическое ударение сделать, где больше нажать, чтобы звук на одном дыхании прозвучал. Я всему этому научилась у своего педагога. А я у Цихиева училась русскому языку, которым он хорошо владел, на котором красиво говорил.

– То есть вы у него учились, а он у вас?

– Да. И он очень любил мой голос. Скрывал это, конечно. Осетины же стараются не проявлять своих чувств. Он был хорошим, внимательным мужем. И очень грамотным, начитанным. Про него я бы даже сказала: большой человек!

– В чем, по-вашему, секрет долголетия?

– В характере. Что меня спасает в жизни – это чувство юмора. Вот мои девочки-ученицы порой говорили: «Пойдем к Марии Сергеевне, посмеемся». И любить надо – жизнь, окружающих людей, свою работу, своих учеников, даже врагов надо любить. Любить и прощать.

– Чего бы вам очень хотелось?

– Хочу, чтобы, когда меня не станет, обо мне не забывали. Чтобы помнили: был такой человек – Мария Котолиева.

Ольга РЕЗНИК