Ростан ТАВАСИЕВ: «Я всегда боялся высоты, но в горах Осетии этот страх прошел»

Ольга РЕЗНИК

Его называют одним из самых многообещающих художников русского авангарда. И это, судя по всему, действительно, так. В противном случае на счету Ростана ТАВАСИЕВА, работающего в жанре концептуализма, не было бы около десятка персональных выставок, его инсталляции не выставлялись бы на крупнейших площадках современного искусства Москвы, Вены, Парижа, Дубаи, Мадрида.

Впрочем, география творческих вояжей Тавасиева весьма и весьма  впечатляет. А оттого еще удивительнее, что есть на карте мира одно исключительное место –  Осетия –  родина предков художника, где он в свои 35 лет побывал этой осенью впервые, став участником Международного художественного симпозиума «Аланика-2011», который проходит сейчас во Владикавказе.

Ростан Тавасиев родился и вырос в Москве. Он сын художника Ростана Тавасиева (сына назвали в честь отца) и внук знаменитого скульптора, народного художника Северной Осетии и Башкирии Сосланбека Тавасиева. В столице Ростан окончил Профессиональный лицей декоративно-прикладного искусства им. Карла Фаберже и Институт проблем современного искусства. Сейчас учится в Московском государственном художественно-промышленном университете им. Строганова.

Говоря о Тавасиеве, искусствоведы непременно подчеркивают его яркий индивидуальный почерк. Да и предметом творчества художника является нечто особенное, совсем нетипичное. Не удивляйтесь, но это мягкие игрушки. В них давно уже повзрослевший Ростан играет, как ребенок. Хотя, что есть, в сущности, наша жизнь? Игра. А мир детства – он по-прежнему остается самым светлым, радостным и чистым периодом жизни.

С Ростаном Тавасиевым мы встретились во Владикавказе в Северо-Кавказском центре современного искусства. Он вместе с другими художниками, участниками симпозиума «Аланика», полный впечатлений только-только вернулся из Куртатинского ущелья…

– Ростан, вы в Осетии  впервые?

– Да, первый раз.

– И какие впечатления?

– Прекрасные впечатления, их даже трудно передать словами. Мне нужно какое-то время, чтобы осознать то, что я пережил. Сейчас восторг, эйфория. Понимание придет чуть позже. Меня здесь потрясает все – люди, горы! Я будто смотрюсь в большое зеркало. В людях нахожу много близкого себе. Не хотелось бы говорить общими фразами, но… Происходит моя национальная самоидентификация. Глубокие чувства требуют осмысления.

Ростан ТАВАСИЕВ. Осьминожка.

– Признайтесь, наши красоты вас вдохновили?

– Конечно, вдохновили. И в творчестве, я думаю, это найдет отражение. Когда я что-то делаю, то отвечаю на проявления внешнего мира, на то, что со мной происходит. Пребывание здесь отразится, полагаю, во многих моих работах, но как именно, пока не знаю.

– Над чем вы здесь работаете?

– Вот три картины, которые я сделал – «Две коровы», «Осьминожка» и «Скромность».

– Смотрю на них и задаюсь вопросом: названия несут какую-то смысловую нагрузку?

– Нет, названия не играют никакой роли. Просто нужно дать название картине для ее идентификации. Сакрального смысла заголовки не раскрывают.

– А какой сакральный смысл вы вложили, скажем, в «Осьминожку»?

– А вы что видите в этой картине?

– Много оранжевого. У меня он ассоциируется с радостью, с солнцем, с детской открытостью.

– Для меня искусство, прежде всего, игра. Потому в моих работах присутствуют мягкие игрушки – играть лучше игрушками. На этом полотне как раз и запечатлен процесс игры. Оранжевый – это следы осьминожки. Я брал ее, окунал в краску и оставлял на холсте отпечатки, которые отличаются от следов зайца. Здесь запечатлено взаимодействие двух характеров, двух темпераментов, их взаимопроникновение.

Ростан ТАВАСИЕВ. Две коровы.

–  Понимаю: как в малом, так и в большом. К примеру, взаимопроникновение культур…

– Мне меньше всего хотелось бы брать на себя миссию вещать об устройстве этого мира, о том, как людям надо жить. Я не проповедник. Я не обладаю сакральными знаниями. Я играю, и стараюсь трансформировать мировую энергию, и передавать это состояние зрителям.

Думаю, сакральный смысл зрители сами увидят, если захотят. Причем, у каждого может быть свое видение.  Я же стараюсь донести свое восприятие искусства, снять пафос. Остается только чувствовать энергию творчества, осознавать, что происходить чудо.

– Скажите то обстоятельство, что ваш дед – знаменитый скульптор, как-то повлияло на ваш выбор профессии?

– Изнутри повлияло, не могло не повлиять. Хотя деда не стало в 1974-м, а я родился в 1976-м, но когда живешь в окружении прекрасных произведений искусства, это формирует человека. Я не застал деда, но видел его работы. С детства сталкивался с отношением к нему других людей. В полной мере ощущал его величие. Это оказывает даже большее воздействие, чем, если бы я знал его как человека. Дед для меня – легендарная личность.

Отец мой много о нем рассказывал. Он тоже был художником. Мама тоже окончила в свое время художественно-графическое отделение педагогического института. Но она полностью посвятила свою жизнь папе и нам. Сестра Марина, как и я, училась в Профессиональном лицее декоративно-прикладного искусства имени Карла Фаберже. Сейчас она работает в музее-заповеднике «Абрамцево». Занимается интерактивным обучением детей.

– Вы видели здесь, во Владикавказе, перед зданием Осетинского театра памятник Коста Хетагурову, автором которого является ваш дед?

– Да, видел. Замечательный памятник!

– А памятник Салавату Юлаеву, который стал символом столицы Башкирии, тоже видели?

– Видел. Тоже чудесный памятник. Эти две работы разные – и по характеру, и по темпераменту. И каждая передает внутреннее состояние. Салават Юлаев – этот порыв. Коста Хетагуров – мудрость и внутренняя сила.

– У вас есть желание снова приехать в Осетию?

– Есть и всегда было. Я приехал сюда сразу, как только получил приглашение. Когда я вернусь в Москву, то, должно быть, пойму, как сильно я скучаю. Мне будут сниться горы. Они здесь особенные. Я и раньше бывал в горах – в Индии, на Бали. И всегда боялся высоты. Но здесь, в Осетии, на родине предков, этот страх прошел.