Елена КАЛОЕВА: «Я поражаюсь ее мужеству и стойкости»

Югоосетинская оппозиционерка Фатима Маргиева, объявившая голодовку в связи с незаконным арестом, по-прежнему находится в заключении и уже шестой день не принимает пищу. Между тем в республике и в СМИ распускаются слухи о якобы совершенных ею мошенничествах с крупными денежными суммами.

Корреспондент Iron Times Олег КОСТИН связался по телефону с дочерью Маргиевой, Еленой Калоевой, которая опровергает обвинения в адрес матери.

– Елена, есть у вас какие-то новости от Фатимы?

– Никаких новостей нет. Она сидит, и я не знаю, ни когда она выйдет, ни что дальше делать. Ничего не происходит. На встрече я не настаиваю, так как знаю, что мне откажут. Передачи принимают, неофициально удаётся поговорить – и то хорошо.

– Она продолжает голодовку, по-прежнему не принимает пищу?

– Да, вот уже шестой день она без пищи, ведь и в день ареста она поесть так и не успела. Я поражаюсь её мужеству и стойкости. Ей по состоянию здоровья часто нужно было соблюдать диету, так вот она ради здоровья не могла на диете сидеть. А сейчас столько дней голодная, рядом люди нормально питаются – как она выдерживает? Я пыталась ее уговорить: мама, может, не будем тобой рисковать? Но она говорит – это единственное, что остается.

– В связи с кардиологическими проблемами ей нужен постоянный прием препаратов, она их принимает?

– Частично, потому что некоторые должны приниматься обязательно вместе с едой. Я уж сама пытаюсь придумать, чем ей заменить эти лекарства с учетом еще и голодовки. Стала передавать гранатовый сок – чтобы кровь не сгущалась, морковный – хоть какие-то витамины.

– В случае необходимости ей смогут оказать медицинскую помощь?

– Из медперсонала там только дежурная медсестра, никакой специализированной помощи оказать она не сможет, если маме станет плохо. Я знаю, о чем говорю: сколько раз ей становилось плохо дома – каждый раз как впервые. Каждый раз приходилось созваниваться с ее врачом. Медсестра тут ничем не поможет.

– Была ли какая-то официальная реакция властей в связи с ее арестом?

– Вчера «Радио свободы» (Эхо Кавказа) связывалось с президентом Кокойты, он дал им интервью, после чего мне дали прослушать эту запись и попросили, чтобы я прокомментировала его слова. Так вот, все, что он сказал – это просто абсурд. Не зная нас, меня и брата, он от нашего имени заявил, что мы чуть ли не отказались от матери, говорил такие оскорбительные слова, говорил, что она преступница. А в чем преступление? Да и вообще, много чести, чтобы я и брат ради человека, которого лично не знаем, отказывались от нашей мамы. Все, что мне дали прослушать, – это бред. Я возмущена тем, что услышала.

– Насколько известно, в Южной Осетии распускаются слухи о том, что якобы Кокойты давал Фатиме Маргиевой какие-то деньги, которые она якобы не вернула.

– Да-да, он и в этом интервью обвинял ее в том, что давал ей деньги. У меня просто слов нет – это клевета! А за клевету можно падать в суд. Мы понятия не имеем, о каких деньгах он говорит. Пусть докажет это, пусть будет открытый суд – или пусть извинится! Честно вам скажу, я никогда не хотела влезать во все это, держалась в стороне. Но теперь, когда приходится за маму общаться с журналистами, я согласна уже сама давать интервью и бороться. Терять нам нечего – работу у меня давно отняли, брат не работает, невестка тоже.

– В каком смысле отняли работу?

– Я работала в МВД и до сих пор числюсь там в штате, но зарплату не получаю. Когда дома начались обыски и маму впервые обвинили в незаконном хранении оружия, министр мне сказал, что мол, ты у нас до суда работать не будешь: осудят маму – уволим, оправдают – восстановлю. Министр мне прямо говорил: мы должны вести себя так, как хочет президент. Я узнавала специально, это незаконно: даже если бы дело было заведено лично на меня, я бы получала зарплату вплоть до решения суда. А так мне зарплату выписывают, начисляют, но не выдают. Наверное, удерживают на тот случай, если при увольнении или восстановлении придется рассчитываться со мной, не знаю.

– Может ли быть такое, что слухи о якобы полученных вашей мамой деньгах как-то связаны с деньгами, полученными ей от фонда Сороса?

– Если это так, то я вообще не понимаю, с какого боку припека президент приписал себя к этим деньгам! Это было уже лет десять назад, когда у нас начала действовать неправительственная организация фонда Сороса. Мама решила воспользоваться шансом и подала свой проект – она хотела открыть интеллектуальный центр. Ей дали небольшой грант, она закупила все, что было необходимо, и отчиталась о потраченных средствах.

– Интеллектуальный центр – что это?

– Она образованный человек, всегда покупала много книг, ее подруги – научные деятели. Все они сейчас не в состоянии покупать периодическую литературу, журналы, но очень хотят читать новое, быть в курсе. Это такая высшая потребность интеллигенции. Мама всегда хотела, чтобы у студентов и преподавателей была возможность работать с литературой. Я сама окончила университет – в библиотеку почти не ходила, по сравнению с домашней библиотекой там пусто. Ни один преподаватель никогда не предлагал мне книг, а у нас дома все время студенты, мама дает им литературу, помогает, старается пристрастить к чтению, к познанию. По большому счету она просто альтруистка. Вот она и приобрела на тот момент ту литературу, которую считала нужной, чтобы все могли этими книгами пользоваться. Какое отношение может иметь к этому президент, я просто не понимаю! Любому, кто хочет убедиться, брали ли мы у кого-то деньги, достаточно просто побывать у нас дома. У нас кроме книг ничего нет. Даже водопровода!

Даже когда у нас проводили обыски сотрудники КГБ – а это были знакомые люди – маме было так стыдно, что в доме бедно. Как вы думаете, если бы мы занимались, как нас в том обвиняют, торговлей оружием, – наверное, у нас хотя бы холодильник был, правда?

– Вы думали о том, что делать, если дело так и не сдвинется с мертвой точки?

– Думала, но по-прежнему не знаю, куда обратиться, разве что в церковь, да и то – чем там помогут. Слово президента против моего – не представляю, что делать. Через близких нам все время передают угрозы, что произойдет «что-то очень страшное». Мы боимся, что в дом подкинут наркотики. Уже обсуждали это в семье – может быть, в дом никого не пускать, близкие нас поймут. Хотя у нас огромный сад, при желании можно и туда подкинуть. Но мы не хотим бояться и скрываться, это наша родина и наш дом. Мы никуда не уезжали во время войны, даже во время обстрелов в подвал не спускались. Будем стойкими.