Осетия Квайса



Александр СОКУРОВ: «Количество миллиардеров-чеченцев растет не по дням, а по часам»

2848894// Известный режиссер размышляет о кинематографе, культуре и Кавказе

О родине

- С тех пор, как я уехал из родной Подорвихи, прошло много лет. На этом месте сейчас вода – Иркутское водохранилище. Я в каком-то смысле утопленник. И во всем виновата вода, ощущение, что у меня и Родины-то нет. Где она? На дне? Я рыба? Дельфин? Все стерто, все уничтожено. И ведь уничтожили люди. Когда все эти энергетические игры идут, когда человек что-то меняет по своей воле в ландшафте земли, затапливает, взрывает, он наступает на чью-то прожитую жизнь. А также и на будущую, там уже никогда ничего не будет, ни уклада жизни, никто не родится. Ничего уже не будет. Пронзительно жалко. Я чувствую, что я чего-то лишился по-настоящему.

О «Фаусте»

- Это четвертый фильм тетралогии. До этого выходили «Молох», «Телец», «Солнце». В новом фильме играют чешские актеры на немецком языке. Какая у меня была мотивация в выборе языка? Родной язык, на котором писал Гете. Язык жесткий, язык не простой.

Начинали мы ее снимать в самый разгар кризиса, министерство культуры нас не финансировало.

О новинках в кинематографе

- Посоветовал бы посмотреть игровую картину Сергея Карандашова «Странник». Блестящий режиссер. Это по-настоящему русское кино. Он уже снял три документальных фильма, один из которых про сибирского старообрядца.

Конечно, Киру Муратову. Я, к сожалению, ее последней картины не видел, но равного в мире режиссера ей нет. Ни один француз, ни американец не может встать с ней рядом по могуществу, мощи, по киноязыку — независимому, смелому. Она не боится ничего.

Последнюю картину Александра Расторгуева. Это игровая картина, но в ней нет ни одного актера. У этой картины тяжелая судьба, в ней есть ненормативная лексика. Фильм о молодых людях. Смотреть картину тяжело, по крайней мере, в присутствии женщин. Там и девочки, и женщины матерятся. Смотреть тяжело, потому что ты видишь очень точный, щадящий, но все же жестокий портрет современного народа.

Сегодня очень мало лирического кино. Я полагаю это от того, что в настроениях людей нет лирики. Люди, общество подсознательно готовятся к серьезному испытанию. К какому – они еще не знают. Большая война или серьезный социальный риск, потрясение или какая-то такая ситуация, не знают, но видно в подсознании, что  в очень большом напряжении сейчас находятся русские регионы. Это видно. Я, как человек, который занимается настроениями людей, я это чувствую.

Еще раз повторюсь, я многого не вижу из того, что делается в кино, но вот у меня большие надежды на Интернет-пространства. Очень много хороших работ снимают молодые люди совсем не в столичных городах, и размещают их в Интернете. Сильные, большие работы. Недавно в Санкт-Петербурге был фестиваль «Метрополис», собрали 300 молодых людей, именно которые публикуют свои работы в Интернете. Одна из самых удивительных работ была снята 15-летним школьником. Он сам был и режиссером и главным актером, а оператором была девочка из его класса. Такого совершенства, такого идеального владения инструментом я не видел. Могу сказать, что я в его возрасте был никто и ничто.

Я уверен, что есть еще блестящие работы, которые много интересней, совершенней? чем работы профессиональных молодых людей, закончивших ВУЗы, ВГИКИ и так далее. Смелее, честнее. Это говорит о том, что существует два по меньшей мере кинематографа, как есть два пути к жизни. Можно самому добиваться, можно любить, можно вонзать себя в профессию, а можно сидеть на плечах у мастера и подглядывать, чему-то учиться у него. Но почти вероятно, что вы – то самое поколение, которому ничему такому не надо учиться. Ваш контакт с визуальностью – генетический. Вы с самых малых лет смотрели телевизор, смотрели мультики. В это время что-то запоминается, откладывается, поэтому каждый может оперировать картинками, будет ли там смысл, драматургия – это уже вопрос другой. У нового поколения есть предрасположенность к визуальному труду в отличие от нас. Нам нужно было учиться абсолютно всему.

О мастерской в Нальчике и о Кавказе

- Первый год я там преподаю, и уже есть первые съемочные работы. Среди этих работ есть две очень хорошие и обе сделали девочки. Одна из Чечни — история о том, как героиня прощается с матерью-шахидкой, которая едет взрывать метро. И еще одна подобная.

Сейчас в моей мастерской при университете сейчас 12 человек из Чечни, Кабардино – Балкарии, Осетии, примерно поровну и парней и девушек, от 18 до 36 лет. Меня уговорили работать там. Можно сказать, Кавказ разделился на три части. Первая, это те, кто прикипели к русским, к России. Там много таких, кто даже не знает родного языка. Вторая, это молодые, которые так и не определились. Третья, которая видит свое будущее только через большую войну с Россией. Особенно такие настроения царят в Чечне. Некоторый считают, что Россия – это дойная корова. Там мне напрямую говорили: «Погодите, придет время, и мы вас всех перережем и объединимся с Турцией». Такое там было три года назад. Я не знаю как сейчас, но я вижу, что в городах русских настроение чеченской молодежи откровенно демонстративно-агрессивное.

Количество миллионеров, миллиардеров-чеченцев растет не по дням, а по часам. Чечня как регион страны ничего не производит, не занимается и между тем получает огромные деньги. Вот те транши, которые отправляются туда, они, видимо, обналичиваются и раздаются там по каким-либо меркам, каналам, связям своим. И в этом смысле положение крайне сложное. Как только некие обязательства у Чечни перед Россией иссякнут, все усложниться многократно. И юг России ожидают большие проблемы.

Естественно, что крайнелевое течение в мусульманстве, которое называется вахабизм, это новое прочтение Корана, дает выход для несогласия и бунта. А в России поводов для несогласия и бунта очень много.

…В своей мастерской мы учим ребят на месте. Обычно, наоборот, набирают два десятка ребят и везут их на учебу в Питер или Москву. И потом оказывается, что те 15-20 человек, которые окончили там учебу, обратно уже не возвращаются, оседают на европейской части страны. Вот и получается, что на местах нет режиссеров, которые будут снимать там кино, заполняя образовавшийся вакуум.

В Кабардино-Балкарии, например, нет ни одной радиостанции на родном языке. Там еле-еле существует маленький, вымирающий драматический театр. Положение с культурой там крайне сложное. Если бы вы видели местную эстраду, вы бы долго от смущения не могли поднять глаза. А это выступает молодежь, которой нужно себя реализовывать. И ей не помогают и не создают обстоятельства, которые позволили бы это сделать.

Кроме того, в этих республиках много родовых связей, клановых отношений, которые с нормами демократического государства очень часто не совмещаются. Попробуйте наказать в Нальчике кого-нибудь за нарушение правил дорожного движения, в Чечне я и не говорю, сразу же возникает эта цепочка родства. Демократические институты там не работают, а развить, дать им возможность стать народной республикой не дают.

Может, им нужен не парламент, а народное собрание? Может, им не президент нужен, а султан? Не зря же они так рвутся пересмотреть конституцию России и ввести шариатские нормы? Забивание женщин камнями в случае измены, например. Или как в Чечне сейчас происходит? Брат может убить сестру — никто не накажет. Немедленное наказание и  практическое отсутствие наказания между поступком и смертью, расстояние максимально близкое, никакого суда. Это есть в крови народа. Также как в крови чеченца взять и носить с собой нож. В моральном смысле никто не понимает, как, почему они так могут?

О процессах в современном российском кино

- Если имеется ввиду коммерческое кино, то известно, какие процессы происходят. Многосерийное телевизионное кино создается не для телевидения, не для кино, а для того, чтобы купить время рекламы. Сериалы созданы только для того, чтобы в них разместить рекламу какой-нибудь молочной компании или автомобиля. Заказчики размещают свою рекламу в этих самых сериалах.

Но другая часть кино, что там происходит? Происходит то, что происходит с автором. Если есть в голове у автора какая-то существенная независимая идея, борьба за существование, борьба за благородство — обязательно это будет на экране. Нельзя сказать, что это событие в русском кино, совсем нет – это события внутри режиссера и съемочной группы, которую он вокруг себя собрал. Он может никак не быть связан с какими-либо национальными задачами. Не являться последователем какой-либо идеи, это только то, что происходит в голове у этого человека. Когда говорят русское кино — это очень относительное понимание, русского кино как такового пока еще-нет. Есть лишь усилия отдельных людей, но слава Богу, что они есть.

О планах

В планах было снять фильм о Лувре. Там сейчас большие проблемы с немецкой частью. Мне нужны были материалы Вермахта об участие генералитета в отношении культуры. Большие проблемы с обнаружением и предоставлением этих документов. Без их изучения невозможно начинать съемки, потому что эта картина о том, как Европа потихонечку мирилась с Гитлером. Поведение германских солдат у нас и на территории Европы оно совершенно разное. Ведь наши сражались за каждое болото. Немцы спрашивали: «За что ты дерешься?», русский отвечал: «За Родину». «Что болото это твоя Родина?» В Европе не было такого. Европейские мужчины уступали и уступали.  Нам же немцы говорили: «В таком случае вы не цивилизованный народ, вы- дикие». Мало того, что коммунисты, которых они считали за падаль, так еще и дикие. Вы не понимаете формы соблюдения войны, вы не понимаете, как надо вести себя. И бороться с нами решили, как с дикими, вешать, расстреливать, сжигать. Видели когда-нибудь кинохронику о ведении войны в Европе? Можно только приходить в восторг от того, как это там было. Немец мог сидеть и пить спокойно кофе в кафе с французской девушкой. Были специальные кинотеатры для солдат. Лувр цел – ни одной вещи не вынесено.

О цензуре

Сегодня цензура страшнее. Всегда отношения автора и среды – непростые. Напряженность всегда есть. Раньше при тоталитарном режиме линия фронта была обозначена, четко проведена, противники также определены. Я прекрасно понимал, почему ни одна из моих картин не выходила. Мне точно говорили, почему и также открыто честно говорили, что со мной будет, если я продолжу в таком же духе. Но я делал то, что хотел. Я наказывался за то, что я делаю, что хочу. У меня нет никаких претензий к советской власти, хотя бы потому, что где эта советская власть? Я выиграл, а этой власти нет.

Сейчас все хуже, линии фронта нет. Противодействие культуры все тоже. Даже сильнее, потому что общий уровень культуры сейчас несопоставимо ниже. Кто первый показывает художнику на дверь? Общество. «А не нужно нам, и ты нам не нужен, и сотни таких как ты нам не нужны, нам ничего не нужно». В тоталитарном обществе культура была абсолютно необходима. В демократическом обществе можно обойтись без искусства. Общество само говорит мне, что я не нужен.

Сейчас нет честности, прямоты, порядочности, правды. Может быть, это временно.  Но я бы предпочел цензуру и лагерь под Сыктывкаром тому, что происходит сейчас.

Ирина БУТАКОВА,
«Комсомольская правда», 28.08.2011

Фото: Юлия ПЫХАЛОВА