Вероника ДЖИОЕВА: Я бы хотела подобрать какую-нибудь песню на татарском для своего голоса

Заслуженная артистка России в интервью корреспондентам ИА «Татар-информ» рассказала о подготовке к концерту Малера в Казани, Александре Сладковском, спасающем студентов от отчисления, любви в музыке, современной опере и чем хорош ГБКЗ столицы Татарстана.

Такая музыка не может не тронуть человека

— Вероника, расскажите, как прошел концерт.

— Грандиозно, потрясающе, эмоции переполняют! Публика казанская, как всегда, горячо любимая. Было не тяжело, было радостно.

— А как проходила подготовка, были ли какие-то сложности?

— Репетиции шли очень плотно, мы отдельно занимались с пианистом, потому что музыка очень сложная, атональная, ее надо хорошенечко поучить. Это же не музыка Моцарта, Верди, она не на слуху, поэтому к ней надо привыкнуть. Здесь собрали очень хороший состав солистов, очень сильный, с такими голосами можно все что угодно делать. Никаких сложностей нет, надо просто наслаждаться великой музыкой, которую зрители очень редко услышат, потому что это неподъемный материал – огромный оркестр, огромный хор, хор детей, это непросто.

— То есть человек, у которого нет музыкального образования, все равно мог получить наслаждение от этой музыки?

— Я думаю, что да. Может быть, я не права, но такая музыка не может не тронуть человека. Там действительно были такие моменты. Мы видели, как Саша (Александр Сладковский. — Ред.) несколько раз плакал на репетиции. И мы плакали. Если закрыть глаза и посвятить себя этим нескольким часам, стопроцентно эта музыка тронет. Может быть, мы музыканты, поэтому так реагируем. Но на нескольких репетициях и у меня текли слезы, настолько это великая музыка. Я помню, как Янсонс (Марис Янсонс – советский и латышский дирижер. — Ред.) реагировал – он входит в пятерку лучших дирижеров мира, и первый мой Малер был с ним. И я видела, как он любит. Я с ним делала вторую [симфонию], с Башметом четвертую, с Сашей восьмую – я уже такой мастак в этом. Это великая музыка, в России, к сожалению, редко ее исполняют.

Чем Малер Сладковского отличается от Малера других дирижеров?

— У Саши все другое, я бы сказала — мощнее. И темпы, и интерпретация. У всех дирижеров свои особенности. У Саши где-то быстрее, чем у других дирижеров, где-то медленнее. Это абсолютно нормально, и так должно быть, мы не должны копировать никого. Я думаю, что с таким оркестром любая музыка получится.

В БКЗ идеально звучат голос и рояль

— БКЗ – сложный зал, нравится ли вам здесь петь?

— Бесподобный зал, я его обожаю! Есть сложность, потому что огромный состав оркестра, для этого мероприятия нужен зал в два-три раза больше. Сложностей много, очень много эха, мы не слышим друг друга, это проблема большая. А вот голос, особенно рояль-голос, здесь звучит идеально. Мне кажется, хор без оркестра бы здесь идеально прозвучал. Хор-голос, голос-рояль. Когда оркестр, то очень много лишнего шума. А так зал потрясающий. Я обожаю такие залы, он очень похож на «Рудольфинум», где недавно пела, это один из лучших залов мира в Праге. Камерная музыка здесь будет звучать гениально. Не знаю, выступают ли здесь часто под рояль, мне кажется, здесь просто грандиозный зал для этого. Здесь можно и запись делать, потому что здесь есть эхо, как в храме.

— В связи с тем, что в зале такое эхо, в ходе репетиций были какие-то изменения?

— Конечно, мы прислушивались, подсказывали друг другу, как и что, но особых проблем я не наблюдаю. Это процесс любого оркестра. Как без этого? Я буду помнить это время как один из самых счастливых периодов в моей жизни, потому что здесь мои друзья, мой любимый оркестр. Мы все любим Казань, любим маэстро. И какие мы счастливые, что мы можем исполнять эту музыку, а не только слушать. Поэтому какие могут быть проблемы? Просто наслаждаться оркестром, голосами, исполнением, великой музыкой Малера. Была только одна радость на этих репетициях.

— А как долго нужно готовиться к концерту, чтобы спеть Малера?

— Во-первых, надо самому заниматься с пианистом, а потом уже все собираются здесь. Так как все мы в разных странах, мы предварительно должны знать материал. Потом мы сюда приезжаем и все вместе поем.

— Сколько времени вы готовились к этому концерту?

— Здесь, в Казани, несколько дней репетиционных, по два раза, и сами еще месяц. Не могу сказать, что прямо каждый день месяц, но по возможности с пианистом.

— Как Александру Витальевичу Сладковскому удалось заманить вас в Казань?

— Мы все очень любим Сашу, он какой-то свой человек. Он большой мастер, у него потрясающая харизма, а я очень люблю харизматичных музыкантов. Я сама этим обладаю. Я не могу быть такой, как говорят, ни рыба ни мясо. Я люблю эмоциональных музыкантов. У Саши все это есть. Мне очень приятно за ним наблюдать. То есть когда дирижер и оркестром руководит, и солистами, мне это очень помогает на сцене.

Сладковский помог избежать отчисления из консерватории

— Вы уже работали вместе?

— Конечно! Мы знакомы с Санкт-Петербургской консерватории. Когда я была студенткой, он мне очень помог. Я Сашу очень люблю как человека и как одного из самых талантливых дирижеров. Большое счастье всегда с ним встречаться. Оркестр потрясающий, они играют Малера фантастично. Поднять такой проект, да и на таком уровне, наверное, мог только такой оркестр. Вообще огромное счастье, что мы исполняем эту великую музыку.

— А как он вам помог?

— Меня почти хотели исключить, я должна была сдать оперный класс. Я забежала к Саше, который тогда был главным дирижером, и говорю: «Саша, можно я небольшую партию выучу, а то все время в разъездах?» Он говорит: «Хорошо, выучи Лауру из «Иоланты», споем, и тебе все поставят» («Иоланта» — опера П.И. Чайковского. — Ред.). Я быстро выучила, в итоге я с ним спела в этой опере. Вообще очень помог, поддержал.

— Почему должны были отчислить?

— Потому что я в то время начала много ездить на конкурсы, меня брали на гастроли, и не было времени на консерваторию, вот и пропустила класс оперного пения, но так, незначительно.

Гастрольный график расписан на три года вперед

— Как вы ухаживаете за своим голосом?

— Да никак я уже не ухаживаю, потому что у меня голос в постоянном тренаже. Вот я сейчас месяц пела в Италии, сыграла последний спектакль, потом полетела на репетицию, ночью не спала, два часа репетировала. На второй день огромный гала-концерт, после концерта в аэропорт сюда, опять ночь не спала. Каждый день репетиции. Поэтому я сейчас ребятам сказала: «Мы вот 11-го поем, никто меня искать не будет? Я выключаю телефон на три дня». Потому что иначе ты не прекратишь разговаривать. Единственное, что нас спасет, – это выключить телефон и молчать дома. Просто восстановиться. Настолько устает твой голос, мозг, постоянно находится в концентрации, от этого устает. Есть такие певцы, у них уже аппарат не сломать, но устает тело и мозг.

— То есть лучшее лекарство – это молчание?

— Да, и отдых, просто дома посидеть, не слушать оперу вообще, заниматься другими делами. Разве в нашей жизни можно как-то ухаживать? Я постоянно меняю климат. Я не знаю, как в этом возрасте можно следить за голосом. Раньше певцы пели спектакль и неделю отдыхали. Сейчас разве такое время? Сейчас время мобильных певцов, ты должен всегда выглядеть ярко, качественно, даже если не спишь.

— Может, какие-то секреты есть, например, йогурт по утрам пить?

— Йогурты вообще нельзя. Единственное – это выспаться надо перед концертом, мы находим для этого любую возможность.

— Вы сказали, что отключите телефон на три дня. Как их проведете и где?

— Дома, в Москве. Вообще я живу в Праге, но сейчас я буду в другой квартире, в Москве. Потом опять до 2022 года разъезды.

— То есть на три года вперед все расписано?

— Да. То есть я не могу сказать, что всё плотно, но до 22-го года у меня есть проекты.

— Как совмещаете постоянные гастроли и семью?

— Родители в Германии, дочка в Санкт-Петербурге, сын в Осетии. Очень тяжело, жизнь по Скайпу у нас. Ну и по возможности мы все собираемся. Кто-то говорит, что лучше возить детей, но это не так просто. Чтобы возить детей, со мной должны быть еще два человека. Сейчас я была в Италии, у нас были репетиционные дни. Собрали всех солистов, и за две недели мы выпустили премьеру. Раньше обычно было три дня, три часа отдыха. А тут работали по 10-12 часов в день. И какой тут ребенок? Зачем ее возить, я все равно не буду ее видеть. Мы приходили домой в 12 часов вечера. Раньше было по-другому, конечно, так солистки не работали. Это самое сложное в нашей профессии, что друг друга не видим.

— С бабушками, дедушками дети?

— Да, они помогают.

«Дочка, к сожалению, хочет петь»

— Вы на своей странице в Инстаграме выкладываете записи, как дочка поет. Хотите ее отдать в искусство?

— Она хочет петь, к сожалению. Она очень музыкальная девочка. Сейчас дети очень смышленые, я в ее возрасте такой не была. Она уже знает английский язык, еще у нее французский, хор, танцы, балет, плавание. Она очень устает. Папа так распорядился, что она должна везде ходить. Она хочет в Прагу, потому что в Праге она не учится. Но это надо. Как говорят японцы: если до трех лет вы не вложили в ребенка, вы опоздали.

— Сколько ей сейчас лет?

— Ей пять. И я в таком возрасте не была такой, она какая-то невероятная девочка. Может быть, потому что наполовину татарка? Папа же татарин. Такая смесь: еврейка, татарка, осетинка.

— Говорит на татарском?

— На татарском нет, да и по-осетински не говорит, это уже минус нам. По-чешски говорит – она в Чехии родилась. По-русски говорит, это уже хорошо!

— А почему вы сказали, что хочет петь — к сожалению?

— Это непростая профессия. Тебе даже некогда лечиться, и это все запускается. В этой профессии ты не принадлежишь себе. Тебе агент звонит – надо поехать. Если ты не поехал, тебя тут же забывают, поэтому надо быть постоянно в строю. А организм устает. Я десять лет так живу. В отелях, самолетах. Я блестяще знаю все аэропорты, я никуда никогда не опоздаю, потому что я знаю все гейты, в аэропорту как рыба в воде. Я их, правда, люблю!

— Что вам в аэропортах нравится больше всего?

— В европейских — удобство. А наши неудобные.

— Как понять, что у ребенка есть потенциал и его стоит отдать учиться музыке?

— Дети сами проявляют себя. Адриана сама проявилась, она любит играть, она может слушать оперу, может долго смотреть оперу Монтеверди, например. Папа у нас дирижер, так что дома сплошная музыка. Она ходит в Петербурге в хор для детей в консерватории. Я думаю, что для общего развития — это обязательно надо, а потом дети сами решат, нужно им это или нет. Я, например, не любила ходить на фортепиано, но очень любила петь. В итоге фортепиано я бросила, а петь я не переставала. Природа все равно возьмет свое. Я знаю очень много людей, которых родители отдали на юристов, экономистов, а они выбрали оперу. Я считаю, что для общего развития надо отдать на фортепиано, на хор и посмотреть. Если ребенок заинтересуется, он будет ходить сам, если нет, то не надо заставлять. У меня было очень хорошее детство, меня никто ничего не заставлял, я благодарна за это родителям. Я сама хотела петь, сама рвалась.

— Сразу знали, что будете оперной певицей?

— Да. Это была папина мечта. У него самого блестящий голос, он не стал певцом. Он говорил, что очень бы хотел, чтобы я стала такой певицей, потому что это настоящее искусство. Конечно, папа был прав. Я вижу эмоции людей на концерте, и это непередаваемо.

— Есть какая-то композиция, которую вы любите исполнять больше всего?

— Из оперы? Не знаю. Наверное, все, что я исполняю. «Тоска», «Турандот», «Аида». Наверное, я счастливая певица, потому что у меня есть возможность исполнять партии, которые я хочу.

О Дуэте со Стингом

— А вы слушаете современные песни, попсу, например?

— Конечно! И пою тоже. Все знают, что я пою не только оперу. Я слушаю рэп, моего любимого земляка MiyaGi. Всегда его слушаю, везде он со мной. Мы, конечно же, с ним знакомы, я им горжусь. Я не могу слушать только оперу, это было бы странно. Я думаю, что потому и могу петь всё, потому что я слышу и слушаю всё.

— А какие самые любимые ваши исполнители не из оперы?

— Ой, много! Стинг, Уитни Хьюстон, Сантана, Майкл Джексон, очень много, я даже не вспомню всех.

— С кем бы вы хотели спеть дуэтом?

— Когда я последний раз пела в Люксембурге, предложили спеть со Стингом, я надеюсь, что когда-нибудь получится. В каком году, не знаю, но когда я уезжала, они говорили, что есть такой проект. Я не могу сказать, что буду страдать, если это не получится. Все-таки самое главное – это моя профессия, опера, и я счастлива, что здесь я встречаюсь с самыми гениальными людьми. Так что если не получится с другой музыкой, ничего страшного.

— Тяжело ли петь композиции на неизвестном языке?

— Да у нас уже нет сложностей. Есть коучи, с которыми всегда можно позаниматься. По-итальянски я говорю, по-английски тоже. На итальянском у меня совершенно нет акцента. Даже когда я не знала его, итальянцы думали, что я носитель языка. У кавказских людей очень хорошее произношение на испанском, на итальянском. Мой брат говорит на пяти языках. У меня никогда не было с этим сложностей. Я и на французском, оказывается, тоже пою.

— А какая самая тяжелая композиция, которую вам удавалось исполнить?

— Восьмая симфония Малера, наверное, одна из самых сложных. Еще Шостаковича сложно исполнять и современных композиторов. Два года назад я пела в Валенсии партию Мадины бельгийского композитора — вот это была музыка! Было очень сложно, вся партия была на мне, пришлось попотеть.

— В чем была сложность?

— Это атональная музыка. У меня нет технических сложностей, диапазон позволяет. Музыка играет одно, ритм совершенно другой, а ты должен спеть вообще не касающееся музыки. Сложно совпасть, потому что оркестр не помогает тебе, он играет свое, ты должна спеть свое. В этом сложность современного композитора.

Мастер-классы от итальянских мастеров в Новосибирске

— Будучи заслуженной артисткой России, вы чувствуете тяжесть этой популярности?

— Да нет, какая популярность? Это просто приятно. Меня люди всегда любили, я очень открыта, всегда внимательна к своим поклонникам, всегда им отвечаю. Когда они меня ждут, обязательно к ним выхожу, с ними общаюсь долго. Надо любить своего зрителя. Не могу сказать, что это какая-то особенная ответственность. Это приятно. Я такой человек, что каких бы званий я ни получала, я никогда не буду останавливаться и переставать учиться. Я хочу учиться и проводить мастер-классы на фестивалях, учить других детей, привозить хороших итальянских мастеров. Сейчас вот будут в Новосибирске мастер-классы итальянской оперной дивы, и я хочу привозить музыкантов, потому что у нас в России этого очень не хватает. И наши, конечно, тоже должны туда ехать.

— Кого приглашаете в Новосибирск?

— Я бы очень хотела пригласить Патрицию Каллегарини, одну из оперных див прошлых лет. И еще бы одного человека привезти, который раскрепощает певцов на сцене. Певцы же очень зажатые, они думают только о вокале и не могут расслабить тело, а оно должно быть плавным. Он мне говорил, что у меня свободное тело и нет напряжения, когда издаю звук. Если вы обратите внимание, многие певцы поют с диким напряжением. Мне тяжело на них смотреть. А я пою, как я разгова-а-а-а-а-ариваю. Это тоже техника, хочешь, ложись и пой, с ногами вверх. Я считаю, что так надо петь. Раньше учили по-другому — как столбики стояли и пели. Сейчас время другое. И это очень приятно — наблюдать за певцом, когда он свободен. Этому тоже надо учиться.

Если еще повезет, хочу привезти потрясающего итальянского маэстро Ренато Бальсадонну. И режиссера и актера Микеланджело Брунелли. Но это должны поддержать другие люди, мы только можем предложить. Дай бог, чтобы получилось в Сибири.

— Кто самый лучший певец, по вашему мнению?

— Здесь, в России? Очень много, я многих люблю. И Анна Нетребко, и Юсиф Эйвазов, и Василий Ладюк, и много кто еще. У нас столько талантливых певцов! И моя любимая Альбина Шагимуратова. Самые лучшие певцы в России.

— Почему?

— Не знаю. Мне и в Италии сказали: у вас такие голоса — крупные, красивые. Я пела в спектакле, когда болела. А мне сказали, что такое ощущение, что они болеют, когда я запевала. Мы очень музыкальные. Вот корейцы, например, тоже очень техничные, но они немножко квадратные певцы, как будто у них нет эмоций. А из России певцы на разрыв аорты поют, с большим чувством. Они как корабли в океане, а не лодочки. Мне друзья говорят: «Вот приходим на оперу, пока не смотрим программу, и тут звучит голос. Оказывается, он из России». Это я имею в виду и Украину тоже. А у армян какие голоса! У грузин, у татар. Какая там специфика! Это мне говорят сами иностранцы.

Песня на татарском языке

— Татарское что-нибудь исполняли?

— Нет, к сожалению, но я несколько раз слушала, как Альбина исполняет татарские песни, – это просто сойти с ума! Невероятной красоты. Я бы хотела подобрать какую-нибудь песню для своего голоса. Скорее всего, в конце года я опять к вам прилечу петь концерт. Вот к тому времени я и выучу что-нибудь. У меня есть мечта — записать песни народов. Русские народные, украинские, белорусские, татарские, осетинские, еврейские, армянские. По одной песне записать, мне кажется, будет очень красиво.

— Когда вас ждать?

— Скорее всего, в декабре. Пока ведутся переговоры. Я буду рада вас видеть.

— С возрастом как-то меняются голосовые связки?

— Да, у нас голос меняется каждые пять лет.

— В худшую или в лучшую сторону?

— У кого как. У умных певцов, которые занимаются, все хорошо. А те, кто считает, что они уже большие звезды и им заниматься не надо, у тех плохо.

«Татар-информ», 13.02.2019