Мастер, его акварель и его мемуары

Ольга РЕЗНИК

Кто из нас, журналистов, не мечтал побывать в святая святых художника – его мастерской? Здесь, как справедливо подметил кто-то, даже стены могут поведать о многом. Да, да, именно стены, потом что на них в мастерской живописца, как правило, развешаны рисунки, полотна и даже фотографии, скажем, любимого писателя, поэта и автора-исполнителя Булата Окуджавы. С ним у заслуженного художника Северной Осетии Асланбека Арчегова, которого выпускники Владикавказского художественного училища, где он долгие годы преподавал, за мастерство и профессионализм называют мастером, связаны весьма приятные воспоминания о годах учебы в Москве. Именно там он впервые услышал исполненные под гитару трогательные, грустные, лиричные и очень необычные для того времени песни барда.

Асланбек Романович вообще охотно делится воспоминаниями о событиях отдаленного и недавнего прошлого. Слушаешь его и стараешься впитывать, словно губка, слова художника, за которыми размышления, воспоминания о пережитом, впечатления, что легли в основу его воздушных акварелей и мемуаров, которые пишет сейчас Асланбек Арчегов. Именно за этим нетипичным для художника занятием я его и застала в мастерской.

– Есть о чем поведать миру?

– Мне рассказывали, когда умирал наш известный кинорежиссер, сценарист, поэт и, я бы сказал, авантюрный интеллектуал Герман Гудиев, он произнес: «Как жаль, что я столько унесу с собой на тот свет». Так вот, мне бы хотелось излить на бумагу все, что накопилось. Я был знаком со многими интересными людьми, в свое время объездил весь Советский Союз. Хотелось бы поделиться воспоминаниями.

– С чего начинаются ваши мемуары?

– Вспоминаются разные периоды жизни. Но если выстраивать повествование в хронологическом порядке, то все мы родом из детства. Я вырос во Владикавказе на Осетинской слободке. А вот дед мой жил в Ольгинском. Человек он был небедный, владел мельницей. Братья его были царскими генералами. Потом пришли иные времена.

С детства у меня на слуху имя нашего легендарного разведчика Хаджи-Умара Мамсурова, друга юности моего отца. Он был влюблен в мою тетю. Когда Хаджи-Умар был в Испании, она вышла замуж за другого. В нашей семье его часто вспоминали. Удивительный был человек.

– А художником вы с детства мечтали стать?

– Да, у нас в семье и отец, и мать рисовали, на самодеятельном уровне, конечно.

– И как вы шли к своей мечте?

– Сначала поступил на художественно-графическое отделение педучилища. На худграфе, к слову, обучались многие известные впоследствии художники – Владимир Соскиев, Лазарь Гадаев, Юрий Дзантиев, Михаил Дзбоев, Умар Кануков и даже Ким Цаголов, который стал потом генералом, воевал в Афганистане. Будучи студентом педучилища, я впервые побывал на целине. Второй раз поехал туда уже с Московским полиграфическим институтом. Нам, будущим художникам, доверили оформление детских садов, столовых и других объектов…

– Чем запомнились годы учебы в Москве?

– В первую очередь, конечно, уроками мастерства. Мой учитель – Андрей Дмитриевич Гончаров – был учеником самого Фаворского. Я уважал его настолько, что до четвертого курса не смел ему возражать. А какие удивительные встречи он для нас организовывал! С Сергеем Образцовым, Ильей Эренбургом, Михаилом Роммом. Навсегда запомнилась встреча в музее Пушкина со знаменитым Рихтером!

Другой мой преподаватель Павел Миронович Захаров в свое время учился во ВХУТЭМАСе с Маяковским и Бурлюком, был лично знаком с Владимиром Владимировичем, много рассказывал о нем. А каким интересным человеком был наш педагог Май Митурич, племянник Велимира Хлебникова. Тогда в Москве все дышало историей. Даже натурщица у нас в институте была из рода Натальи Гончаровой, такая же ослепительная красавица. Помню я, в ту пору бедный студент, покупал на последние деньги букетик цветов и клал его к ее ногам.

Москва запомнилась и театральными премьерами, которые мы не пропускали. Я видел блистательного британского актера Лоуренса Оливье в роли Отелло. Лицезрел потом в этой же роли армянского артиста Ваграма Папазяна, грузинского Акакия Хораву и монгольского Гомбосурена. Все, как говорится, познается в сравнении. Поэтому могу сказать, что проникновеннее Владимира Тхапсаева Отелло никто не играл. Он так брал за душу, что слезы наворачивались на глаза.

– Говорят, что вы были лично знакомы с балкарским поэтом Кайсыном Кулиевым и даже гостили у него?

– Да, моя дипломная работа называлась «Вариант оформления книги К.Кулиева «Мир дому твоему». Чтобы лично пообщаться с Кулиевым, я поехал в Нальчик. Разыскал его. Признаться, вид Кулиева меня поразил. Он больше был похож на буфетчика, нежели на поэта. Хотел, было, пригласить меня в ресторан, чтобы там посидеть, пообщаться. Потом спохватился. «Я, – говорит, – вчера в ресторане подрался, неудобно сейчас туда идти». А мне было интересно посмотреть, как он издавался. Ведь такой же знаменитый поэт, как Гамзатов. И еще, признаюсь, у меня тогда была мысль бросить полиграфический институт и пойти в литературный. В ту пору я болел поэзией. Кулиев меня отговорил. Рассказал, что сам он окончил театральный вуз, но и ночи не был в театре. «Литературный институт вас писателем не сделает», – сказал он мне. Потом добавил, что ни Пушкин, ни Толстой в литературном институте не учились. Помню, я еще спросил его о Коста. Он отозвался о нем так: «Трагичный поэт, с нелегкой судьбой».

На прощанье Кайсын Кулиев написал мне пожелание. Это было 19 февраля 1967 года. Вот, смотрите, автограф поэта у меня сохранился: «Дорогой Асланбек, в течение нашей беседы я поверил в ваше дарование. Будьте верны жизни, ее зову, земле, дереву, камню, хлебу, всему подлинному. И это обязательно вознаградит вас. Будьте обязательно смелым в настоящем смысле слова. Творческая робость – худший враг художника. Сверните ей шею, как говорил Верлен в «Риторике».

– Замечательное напутствие, напутствие истинного поэта, которому ничто человеческое не чуждо. А, правда, что вы дерзнули посвятить Кайсыну Кулиеву стихотворение?

– Правда. Я его даже прочел всенародно. У нас в полиграфическом институте, кроме художественного отделения, были еще технологическое и редакторское. Так вот, для студентов этих отделений должна была состояться встреча с кем-то, кто не пришел. И тогда я вышел на сцену и прочел свое стихотворение, посвященное Кайсыну Кулиеву. Помню, у меня даже автографы брали.

– Вы говорите, что в своих мемуарах пишете о поездках по всему Советскому Союзу. География потрясает и в ваших работах. Какой размах – величественный Байкал и горы родной Осетии, ясное утро в Болгарии и дикая красота Приморского края. Как вам удалось так много повидать?

– Все объясняется очень просто: В разные годы я становился участником не только многих общесоюзных и общероссийских выставок, но и выездных творческих групп художников, в составе которых побывал в Архангельской области и на Кузбассе, в Приморском крае и Сибири, в Молдавии и на Байкале. Ответственным организатором двух таких выездных групп был я сам: первый раз, когда группа акварелистов Союза художников СССР, в состав которой вошли представители почти всех союзных республик, работала в течение 40 дней в Северной Осетии, и второй раз, когда группа художников Российской Федерации в 1987 году тоже чуть больше месяца пребывала в двух северокавказских автономных республиках – Северной Осетии и Кабардино-Балкарии. Заканчивались такие поездки, как правило, отчетными выставками.

– И, наверное, массой впечатлений, которые давали творческий импульс к рождению новых работ. В результате таких поездок, судя по всему, вы и создали серию акварелей «Кузбасс», «По земле Архангельской», «Молдавия», «Приморье», «Фиагдон», «Аул Лац», «Осетинский мотив», «Вечер в горах», «Полдень на Реданте», «Джимара утром», «Все проходит»?

– Да, именно так и было. Сам себя я называю натурным художником. Ветра, пленэры – это по мне. Раньше ведь не было такой возможности – заснять пейзаж на цифровой фотоаппарат, чтобы потом дома сидеть и писать. Мое поколение художников работало по-другому, с натуры.

К слову, в 1984 году я был участником Международного пленэра по акварели имени Николы Маринова в Болгарии, где вдвоем с другой советской художницей Зоей Литвиновой представлял Советский Союз.

– В книге «Искусство рисунка», изданной в Москве в издательстве «Советский художник» в 1990 году есть статья искусствоведа А. Боровского «Акварелист из Осетии», в которой он дает высокую оценку вашему мастерству. Боровский пишет буквально следующее: «Своими мощными руками Асланбек создает совсем небольшие, в половину листа, акварели, очень деликатные, нежные по цветовому синтезу, по самому отношению к натуре…». Интересно, а почему вы предпочли акварель?

– Понимаю, чем вызван ваш вопрос. Акварели все больше пишут в Туманном Альбионе, а не у нас, в Осетии. Но акварелью я увлекся еще до института. В ту пору не было материальной возможности приобретать краски, холсты. Рисовать на бумаге было проще. А когда я в Москве, уже будучи студентом полиграфического института, побывал на выставке знаменитого английского акварелиста Уильяма Тернера, то был покорен. На самом деле в акварели можно передать все и даже больше. Во всяком случае, возможностей больше, чем при работе маслом.

– Уже упоминавшийся мной очерк искусствоведа Боровского начинается такими словами: «Асланбека Арчегова любят рисовать, писать и лепить не только местные, осетинские, но и московские, и ленинградские друзья-художники. Еще бы – типаж характернейший: высоченная длиннорукая фигура, бритая, выразительной лепки, голова, крупные, резкие черты лица, насупленные брови – серьезный мужчина, горец, абрек!» Скажите, все написанное Боровским соответствует действительности?

К.Хетагуров. Портрет А.Арчегова.

– Соответствует. Фактура у меня такая, что должен шашкой махать. Не только наши, но и московские художники просили меня позировать. Азанбек Джанаев за мной охотился, все меня фотографировал. Он тогда снимал фильм «Осетинская легенда». Бибо Ватаев хотел меня снимать в кино. Мой портрет лепил Владимир Соскиев. Вот он на фотографии на стене. На другой фотографии, видите, артист Михаил Ульянов. Когда он приезжал к нам на Вахтанговские дни, то зашел ко мне в мастерскую, я ему еще акварель на память подарил. Так вот, Соскиеву, когда он приступал к работе, я сказал: «Если синдзикауский ренессанс сделаешь, я его уничтожу». Просил ориентироваться на римский портрет. Эта работа сейчас находится в Третьяковской галерее.

Писал с меня и мой приятель Казбек Хетагуров, которого я ставлю на третье место после Туганова и Джанаева среди осетинских мастеров. Это великий национальный художник. Если о музыканте говорят, что у него абсолютный слух, то у художника Казбека Хетагурова был абсолютный глаз, вернее абсолютная память. К сожалению, он очень рано умер, в 49 лет.

Меня Казбек рисовал несколько раз. Тот портрет, где я в котелке и красной рубахе, находится сейчас в Русском музее в Санкт-Петербурге, другой – в Музее народов Востока в Москве, третий, недописанный, у меня в мастерской на стене. Я тоже рисовал Казбека акварелью.

– Насколько мне известно, по окончании Московского полиграфического института вы поработали в области станковой и книжной графики. В числе основных ваших произведений – иллюстрации и оформление книги стихов Расула Гамзатова, сборника пьес Ашаха Токаева, сборника стихов Хазби Калоева, книги «Али Баба и 40 разбойников, серия литографий «Моя Осетия»…

– Я оформлял еще сборники стихов Казбека Казбекова, Эльбруса Дзуцева, Сергея Хугаева, книгу Изатбека Цомартова, путеводитель «По Военно-Грузинской дороге» Василия Цабаева и другие. Вот эти книги, посмотрите. Но все эти работы посредственные.

– Не слишком ли вы строги к себе? Работы выполнены, на мой взгляд, вполне профессионально… Таким взыскательным может быть только учитель. Расскажите, пожалуйста, о вашей преподавательской деятельности.

– Я 20 лет преподавал на оформительском отделении в художественном училище, буквально со дня его открытия. Зара Газданова, как сейчас помню, пригласила меня туда.

– Кем из своих учеников гордитесь?

– Много было талантливых ребят. Алена Шаповалова, Ахсар Есенов, Харитон Ногаев, Зинаида Рубаева, Валерий Биджелов (светлая ему память). Пишу воспоминания, и все те, кого нет рядом с нами, в памяти по-прежнему молодые, жизнерадостные, полные планов и надежд. Жизнь, увы, быстротечна, поэтому хочется успеть…

– А какую последнюю запись вы сделали в своих мемуарах?

– Очень люблю афоризмы, и сам их придумываю. Последний такой: «Если обрить наголо Карла Маркса и надеть ему на голову кепку, то получится Ленин. Если одеть кепку на голову Сталину, то получится тбилисский кенто. Но ни с того, ни с другого не выйдет Иисус Христос».

– Афоризмы – это любопытно. Почитайте их еще.

Незаконченная работа Аслана Арчегова.

– Ну, вот, например: «Когда проникаюсь творчеством Коста, всякий раз осознаю свою посредственность». Или: «Если не можешь на народную душу, валяй на народное хозяйство». Вот еще: «Обладать красотой мало, нужен еще талант, чтобы носить ее», «Подлец подлеца видит с крыльца, вор вора видит со двора, моряк моряка видит без маяка», «Диалектика засучила рукава материи», «Журналист – это что-то между политиком и писателем», «Палку в колесо вставить легче, чем катить его», «Значительное можно сыграть и на одной струне». А это уже из Гоголя: «Насмешки боится даже тот, кто ничего не боится».

– Над чем вы сейчас работаете?

– Старые работы доделываю. Иногда порчу их. Но главное – это мемуары. Хочется успеть поделиться воспоминаниями о времени, о людях, которых я хорошо знал.

– В таком случае мы желаем вам успешной работы и будем ждать, когда ваша книга увидит свет. Удачи вам и творческих успехов!

Работы Аслана Арчегова из серии «Осетия» смотрите завтра в разделе «Фотогалерея».